Гранат и Омела (СИ)

Когда они добрались до следующей деревни, наступил рассвет. Дамиан заставил Авалон повторить ту же последовательность действий, только в этот раз им пришлось перебраться на оставшегося Гордеца. Боевой конь, кажется, даже не заметил удвоенный вес, но его явно возмутила заминка. Он высоко задирал морду, как и положено упрямому созданию с именем Гордец. Дамиан попытался подобрать повод покороче, но жеребец дерзко тряхнул головой, отстаивая свое удобство, и загарцевал на месте. Авалон съехала немного вперед, — Дамиан ощутил спиной ее тело — и схватилась за него, чтобы не упасть. А потом с мучительной неспешностью убрала руки, оставившие на коже Дамиана даже через одежду клеймо вёльвского отравляющего прикосновения. Проглотив слова ненависти, Дамиан повторил наставление Симеона и дал Гордецу пуститься с места в галоп.

К середине дня они увидели со взгорья бурые колеи широкого тракта, змеившегося на юг через холмы и равнины. Дамиан похлопал Гордеца по шее и направил его сначала вдоль тракта, потом по нему, а затем резко свернул через сугробы в реку, бегущую рядом. Вновь смыв запахи, они поскакали в сторону города Саргон по заснеженным равнинам. Тяжелый сырой ветер с реки сопровождал их, пытаясь забраться под одежду, словно нетерпеливая любовница. Руки Дамиана совершенно окоченели, повод заледенел. Обветренные губы треснули, на языке появился привкус крови. Глаза слезились, лицо горело от мороза, но Дамиан упорно гнал Гордеца вперед. Время — единственное, что могло его спасти от четвертования за предательство Храма и сожжения за сотрудничество с вёльвой. Сутки отделяли его от смерти, и он не хотел укорачивать эту дистанцию.

И все-таки Дамиану приходилось переводить Гордеца на рысь и шаг, чтобы дать ему отдохнуть. Боевой мургезе может и способен был на длительные забеги с двумя седоками на спине, но загнать его все же было возможно.

До конца дня время ползло, точно червяк в патоке — снежные равнины сменялись снежными равнинами, поднялась буря, и казалось, что они вовсе движутся. Однако, когда начало стремительно темнеть, река сделала широкую излучину к западу, и на берегу из пурги выросли серые гранитные стены Саргона. Миновав подвесной мост и жмущуюся к жаровням стражу, они внеслись в город на взмыленном Гордеце, фыркающим паром из ноздрей.

Вся мощь бури осталась позади.

Убедившись, что страже нет до них никакого дела, Дамиан свернул влево, чтобы поскорее уйти с главной улицы. Они проехали мимо амбаров, кирпичных складов, домов купцов, торговой площади, улицы бархатных домов, кладбищ и покосившихся театров. Здания в бедной части города разделяли узкие дороги, от которых отделялись кривые улочки и переулки, где два человека едва могли разойтись. Снующих людей было немного, лишь посыльные да нищие, кутающиеся в лохмотья. Те, у кого были хоть какие-то деньги, предпочли спрятаться в такую холодрыгу под кровлей.

Впереди показались гостиницы, но Дамиан уверенно направил Гордеца вперед. В дешевых гостиницах, возможно, меньше присматривались к посетителям, но боевой мургезе, который стоил как иной земляной надел на окраине, привлекал к себе слишком много внимания. Что им было совсем не на руку. Гордец явно запомнился бы оборванцам слишком хорошо, что заставило бы охочих до сплетен и вознаграждений всмотреться в лица ездоков. Сделав вид, что чешет бровь, Дамиан прикрыл лицо от глазеющего на них попрошайки.

Выехав на улицу мясников, Дамиан ощутил, как от голода скрутило желудок. Рот наполнился слюной. Он хотел мяса и хорошего, добротного эля. А еще спать. Последние дни совсем его вымотали. Даже санграл не мог быть постоянной заменой целебного сна.

Выехав на маленькую площадь, Дамиан огляделся. Перекресток разбредался в стороны пекарной улицы, кожевнической, почтарской и аптекарской. Не дав Дамиану времени определиться, Гордец дернул повод и устало побрел к фонтанчику у начала почтарской улицы. У фонтана жеребец остановился, опустил усатую морду за каменный борт и припал к воде. Дамиан слез с седла, аккуратно приземлившись на левую ногу. Правую он берег.

Гордец поднял морду, с которой полились струйки холодной воды. Тяжело вздохнув, снова припал к воде, и Дамиан услышал, как в его подрагивающих боках булькает глотаемая вода. Решив, что обязательно купит Гордецу сахара, Дамиан вспомнил о Мирро и с печалью потрепал жеребца по шее. Дамиан скучал по верному мерину и надеялся, что его сберегли. Если он остался на службе Храма, то о нем хотя бы немного заботятся. Конечно, сахара ему наверняка не предлагают, но свою долю сена и ячменя он все равно получает. Если его не отправили к мяснику за предательство всадника. Дамиан отогнал печальные мысли. Он обязательно найдет Мирро, когда выпутается из петли, что затягивалась на его собственной шее.