Гранат и Омела (СИ)

— Вы, инирцы, все такие. Грубые, неотесанные, бесцеремонные, неприличные хамы! Вы кипите от злости, потому что не можете с ней справиться. Грабите, насилуете, убиваете, упиваясь своим гневом и ненавистью! Только вот излишняя ненависть сжигает человека дотла, — запыхавшись, с горячностью проговорила Авалон. Она стояла под ледяным ветром и дрожала. Но дрожала вовсе не от холода.

Дамиан почувствовал в этом выпаде не угрозу, нет. Он учуял слабость, точно волк, втянувший носом запах крови.

— Зато хоть не замерзнешь, крольчиха. — Он сделал к ней шаг. Авалон попятилась. — Может и тебе, исчадию Лилит, стоило бы иногда испытывать злость на своих лицемерных сестриц, которые бросили тебя на растерзание нам, инирцам.

Авалон наткнулась спиной на полотно палатки и замерла. Дамиан приблизился, глядя в ее черные глаза. Потом наклонился и произнес:

— Они предали тебя. Предали, даже зная, что ты не будешь в безопасности. И ты правильно делаешь, что боишься, потому что твой паршивый обряд тебя не спасет. Я найду способ снять это проклятие, а потом сожгу тебя. — Грудь Авалон часто вздымалась, а дышала она так, будто воздух был полон осколков стекла. Дамиану понравилось, как она покорно отвела взгляд. — Запомни мои слова, вёльва и…

Его чуткий слух, обостренный тройной дозой санграла, уловил далекий лай. Первая мысль, ускорившая сердцебиение, принесла воспоминание о монстрах, но спустя мгновение Дамиан отринул ее. Монстры нападали бесшумно и стремительно. А вот инирские волкодавы, которых часто пускали по запаху, когда жертва инквизиции не оставляла следов на земле, — голосили за много лиг.

Дамиан огляделся, судорожно пытаясь понять, сколько у него времени. За первым отрядом, если тот пропадает надолго, отправляют второй. Чаще всего, второй отряд в два или три раза больше. К тому же, на подмогу пускают еще и надрессированных псов. Большого урона они не наносят, скорее путаются в ногах у сбегающих преступников и заставляют вёльв тратить силы в первую очередь на них. Заменить собаку куда проще человека. Дамиану это всегда претило, поэтому, получив власть над собственным отрядом, он никогда не включал в него собак. Однако те братья, которым вменялось обыскать место побоища, похоже, решили воспользоваться всеми возможностями Храма.

Дамиан понимал, что с десятью противниками ему не справиться. Он и пятерых-то с трудом уложил только благодаря сильнейшей в своей жизни дозе санграла, которая его сначала чуть не убила, а потом исцелила и дала невероятный заряд сил. Дамиан даже не знал, можно ли принимать разом такую большую дозу. Впрочем, сейчас он чувствовал, как действие святой воды начинает утекать. Нога, пульсирующая от боли, ныла все больше. Тем не менее, несмотря на боль, ему пришлось быстро соображать и принимать решение.

— Запомни: только попробуешь пустить в ход свою мерзкую магию, я отрублю твои грязные руки, — процедил он и замахнулся мечом.

Авалон взвизгнула. Меч рассек путы на ее руках.

— Поймай вон тех лошадей.

Она замешкалась, тупо уставившись во все глаза на Дамиана.

— Шевелись! — рявкнул он и, убедившись, что она ринулась выполнять приказ, сам пошел за конем главного инквизитора.

Поймать его оказалось непросто. Дамиан мысленно выругался, в очередной раз подбираясь к нему сбоку. Своенравный жеребец снова повернулся к нему крупом и заложил уши. Мышцы под его кожей ходили ходуном, напоминая рябь на поверхности моря. Жеребец был невероятно прекрасен: казалось, он состоял не из плоти и крови, а из литой бронзы. Дамиан отступил, любуясь красотой храмового мургезе и одновременно раздражаясь, что тратит время, которого и так в обрез.

— Ну же, парень, нам нужно отсюда уезжать как можно скорее.

Он попытался обмануть жеребца и, провернулся на месте, меняя направление, но конь все равно оказался к нему задом. Один удар тяжелыми подкованными копытами — и Дамиану не нужен будет никакой побег. Как и новые зубы.

— Ну и упрямый же ты осел!

Жеребец, фырча, начал вскидывать голову, будто кивая. Дамиану почудилась в этом издевка, и он скрипнул зубами. Даже коня не может поймать, хорош из него воин. Раздражаясь все больше, Дамиан поднял с земли обломок доски и незаметно швырнул его в ближайшие кусты. Жеребец навострил уши, насторожился. Арка могучей шеи выдавала напряжение.

Дамиан рванул с места, увернулся от крупа и с ликованием ухватил повод. По телу разлилось терпкое ощущение победы. Маленькой, но победа. Улыбнувшись, он похлопал жеребца по шее и заметил выжженное имя на затылочном ремне уздечки.

— А ты у нас, оказывается, настоящий Гордец!

Жеребец покосился на Дамиана с тревогой, не прекращая мотать головой, будто надеялся скинуть его руку. Дамиан потянул его за собой, и Гордец, несмотря на опасения, пошел за ним. Снег хрустел под их ногами, разламываясь, точно тонкое сахарное печенье.