Гранат и Омела (СИ)

Зачем ей верить? Вёльвы лгут. А эта хочет избежать казни любой ценой. Ей нужно добраться до своих, и она не побрезгует солгать про связь. Ведь тогда у нее на поводке будет инквизитор Князя мира сего. Ручной волк — цепная псина.

Он обязан был убить ее. Прямо сейчас. Убить и сжечь. К гранату Лацио, к гранату королевский церимониал, навязанный Храму, к гранату празднества. Он сожжет ее прямо здесь под молитвы Князю под темным небом, и пусть ветер унесет ее пепел. Дамиан перенес вес на левую ногу, — правая ныла — и с трудом встал. Меч был зажат в его руке.

Вёльва, уже успевшая подняться, сделала шаг назад, заметив выражение его лица. Дамиан моргнул — красная пелена перед глазами сгустилась, и он четко увидел ее страх. Темно-алый, как рубиновая кровь. Он практически мог чуять вонь ее трусости.

Он должен убить ее. Разодрать в клочья, разорвать шею и разметать ошметки по поляне, как монстры сделали с Варесом и Падре Сервусом.

Падре.

Четки на запястье как будто обожгли ему кожу. Красная пелена перед глазами растаяла, и Дамиан почувствовал пульсирующую боль в правой ноге.

Падре считает меня предателем.

Чувство вины встряхнуло Дамиана, как пощечина. Правая нога подогнулась в колене, и он пошатнулся. В последнее мгновение успел воткнуть меч в промерзлую землю и опереться на него.

Падре искренне верит, что я мог предать его.

С каждой мыслью сердце его проваливалось в холодную бездну. Он даже позабыл о вёльве. Внутри щерился страх. В этот раз его собственный. Его учитель, его наставник, его названный отец усомнился в его добродетели. Поверил в то, что по собственной воле Дамиан мог вступить в сговор с вёльвой.

Горло сжало от застрявших в нем невысказанных слов.

Насколько же низко я пал?

Горячая боль прожгла ногу до бедра, и Дамиан осел в сугроб, отшвырнув от себя меч. Он не знал, сколько сидел вот так, в снегу и в руинах собственной жизни. То и дело его сознание трепыхалось, точно выброшенная на берег рыба, и пыталось отрицать все те несчастья, которые с ним приключились. Дамиан верой и правдой служил своему королю и Храму, был предан своим клятвам и Падре Сервусу. Но все это теперь не имело никакой цены — его выбросили, точно засохший пучок омелы. Кому он теперь нужен? Падре и Храм считают его предателем. А братья? В глазах одного он и так был отребьем — чего еще ждать от бастарда, как не измены? В глазах второго он, возможно, и остался бы просто Дамианом, но Ирод всегда жил в каком-то параллельном, неосязаемом мире грез и детских фантазий, которые не имели ничего общего с реальностью. Ну а Варес, его брат по Храму, вероятнее всего, погиб, хоть Дамиан и не нашел его трупа в лагере до того, как выхлебал три порции санграла.

Но Падре!

Дамиан знал, что Симеон любил его, как собственного сына. Неужели он так просто мог поверить в подобную ложь? Даже если бы кто-то принес убедительные в своем коварстве доказательства? Рассудок Дамиана окончательно раскололся бы на части, если бы не спасительная мысль, пронесшаяся в голове.

Его обманули! Его наверняка обманули! Оклеветали меня, чтобы подставить. Я всего лишь должен доказать свою невиновность!

Надежда вспыхнула в груди Дамиана, точно жаркий огонь. Убежденность в собственной догадке отрезвила его, заставила собраться. Окрыленный верой в то, что не все еще потеряно, он рывком поднялся на ноги, — нога тут же заныла — и увидел перед собой Авалон.

Вся радость мгновенно скисла.

— Ты, — процедил он.

Она надменно вскинула брови.

— Думаешь, если достаточно часто это повторять, я сгину в пламени твоего божка?

Ярость скрутила ему живот и полыхнула по венам. Дамиан сжал кулаки. И вдруг подумал, что все можно решить одним ударом. Прямо сейчас. Отсечь ей голову, и все его проблемы разом закончатся. Никакой кровавой сделки, никакого обряда сживления, никаких потуг в поисках доказательств своей невиновности. Он убьет вёльву и сам погибнет. Достойная цена.

Однако в то же мгновение голос Симеона ворвался в его голову, как ржавый нож.

— Подожди, мой мальчик.

— Но она вот же, прямо перед нами, Падре! Я снесу ей голову одним выстрелом! Почем нам это ожидание? Она может сбежать!

— Терпение, мой мальчик. Прояви терпение.