Гранат и Омела (СИ)

Дамиан насупился и еще сильнее натянул тетиву, готовый спустить стрелу, этого охотничьего волка, в атаку. Как вдруг из-за дома появилась вторая женщина. Она перебежками добралась к вёльве и что-то протянула ей. Пальцы Дамиана дрогнули. Алые зерна.

— Как я сказал, Дамиан, терпение, — прошептал Симеон. — Нетерпеливые до старости не доживают. — Затем он многозначительно возвел палец к небесам и добавил. — И оставляют землю сущую под взглядом Князя мира сего оскверненной плодами отравы древа белого и красного. Терпение, мой мальчик, добродетель успеха.

Гнев клокотал в нем, как живое существо, но в этот раз Дамиану удалось подчинить его. Он шумно выдохнул и разжал кулаки, повторяя про себя слова Симеона.

Нетерпеливые до старости не доживают.

Терпение — добродетель успеха.

Сколь ни была обманчива простота и легкость убийства, Дамиан отстранил от себя подобные помыслы. Они от лукавой. Проще всего было опустить руки, однако его бог, Князь мир сего, был властителем истины. Убив вёльву, Дамиан сознательно отказался бы от собственной жизни, что было грешно. А он не мог пойти против заветов Князя и проявить слабодушие. Ему нужно было бороться, принимая все свои несчастья, как княжево изъявление.

«Прими страдания, выпавшие на долю твою, брат, и возблагодари Князя нашего за его мудрость», — так отвечал ему храмовник на исповедях.

Дамиан не чувствовал в себе кротости и доверия к Князю, чтобы возблагодарить его за мудрость связать его жизнь с жизнью ненавистного существа, лилитской вёльвы. Однако он нашел силы убедить себя, что это может быть испытанием, ниспосланным Князем для проверки его веры. Дамиан должен был перебороть свои страсти и жгучую ненависть, дабы возвыситься над своими слабостями и стать более достойным сыном для Храма.

Для Симеона.

Чтобы он больше никогда не сомневался в Дамиане. Даже, если его в предательстве убедит тот, кто имеет на Падре немалое влияние — как это наверняка случилось сейчас.

Ерихон.

Этот проклятый бес таки отравил трезвость рассудка Симеона. А если так, то Дамиан не мог бросить своего наставника в беде. Но и отправиться к нему сразу же означало продать свою жизнь за бесценок — шпионы донесут Ерихону, и Дамиана поймают на подъезде к Лацио. Им даже не придется его пытать: одного ожога на мизинце будет достаточно — он сродни чистосердечному признанию вины.

Но Симеон хотя бы жив.

Дамиан прикоснулся к четкам и мысленно вознес хвалу Князю за его благодеяние. И только после этого разомкнул губы, чтобы ответить на дерзость Авалон:

— В огне моего Князя ты хотя бы больше не солжешь. Мертвые не лгут, — добавил он свирепо.

— Они и правды не говорят, — фыркнула вёльва, и Дамиан нахмурился. — Твои угрозы, инквизитор, фиги выеденной не стоят. Мы оба знаем, что ты меня не убьешь. Не теперь.

Дамиана разозлило, что она была права. Это заставило его криво ухмыльнуться и спросить как можно небрежнее:

— Уверена? Хочешь поставить на кон свою жизнь?

Он заметил по выражению ее лица, что его угроза подействовала. Она, конечно, попыталась скрыть страх за высокомерием, но Дамиан видел ее насквозь. Притворщица и лгунья оказалась хуже самой дешевой бархатной девицы, не способной правдоподобно сыграть сладострастие.

Дамиан упивался эффектом, который на нее производил, страхом, который она испытывала рядом с ним. Однако она в очередной раз открыла свой поганый рот и все испортила:

— Зачем нужно быть таким придурком?

Он недоуменно уставился на нее.

— Что ты сказала?

— Сказала, что ты ведешь себя, как придурок. Мы стоим на холоде среди трупов, по щиколотку в крови. И единственное, что ты сейчас можешь сделать — это снова меня запугивать, хотя прекрасно осознаешь, что тебе меня не убить. А умирать ты сам, насколько я понимаю, не собираешься. Иначе не стал бы убивать своих братьев.

Щеки и шея Дамиана даже на морозе вспыхнули жаром. Или он ослышался, или его только что пристыдила вёльва?! Он даже не нашелся, что ответить, только в ярости распахнул рот. И тут же его захлопнул, едва не раздробив зубы.