Гранат и Омела (СИ)

И наследница должна была родиться. Однако ее унесла черная скверна, выдрала черными когтями из чрева королевы. Трастамара оплакивала потерю несколько недель, пока Каталина носила траурные платья. Потом она сняла их, и страна вернулась к дальнейшему течению вод Персены, отпустив по ним Рамону. Авалон думала, что Каталина оправилась, но, похоже, траурные платья изнашиваются и заканчиваются, а горе — нет.

Возле двери послышались шаги.

Авалон с бешено колотящимся сердцем, не вполне переварив увиденное, набросила ткань на колбу. Впопыхах вернула упавшие свечи в подсвечник и выскочила на террасу, прикрыв за собой створку. Она бежала в свои покои, точно сама обезумела. Влетев внутрь, Авалон сбросила ропу на стул и скользнула под одеяло, свернувшись вокруг своего гулко бьющегося сердца.

В дверь постучали.

Авалон зажмурилась, слыша, как в висках оглушительно стучит кровь.

Постучали еще раз. Раздался скрип и тихий голос:

— Госпожа Эйгир, вас желает видеть Ее Величество.

Авалон едва не задохнулась от ужаса. Каталина наверняка заметила, что она была в ее комнате.

— Госпожа Эйгир? — Ее потрогали за плечо, и Авалон едва не вскрикнула.

Она приоткрыла глаза, делая вид, что щурится в солнечных лучах.

— Ее Величество желает видеть вас, госпожа. Сейчас, — повторила служанка, приседая в неуклюжем книксене. — Меня послали одеть вас, госпожа.

Авалон кивнула и неуклюже выбралась из кровати. Каталина наверняка будет гневаться. Только зачем ей труп нерожденной дочери, которую по обряду должны были спустить на воду, чтобы она благополучно достигла Берега Персены?

Служанка помогла ей облачиться в платье из плотного фиолетового шелка на темно-бордовой атласной подкладке. Длинные заостренные рукава, похоже, по новому веянию моды, почти касались пола, когда Авалон опускала руки. Глубокий вырез опускался чуть ли не до пупа и прикрывался бордовым кружевом. Служанка поправила длинные пышные юбки, а потом стала зашнуровывать корсет да так туго, что Авалон пришлось задержать дыхание. Платье, скорее, подходило на вечерний прием, чем на завтрак, о котором они вчера договорились. Да и какой смысл ее так одевать, если Каталина собирается отчитывать ее за вторжение в личные покои? Напоследок служанка уложила ее волосы в прическу и, сделав книксен, замерла с глазами долу. Авалон нахмурилась. Обычно служанки вели с ней себя намного проще. Что-то было не так.

Сопровождаемая сомнениями и тревогой, Авалон вышла из покоев и наткнулась на ожидавшего Хорхе.

— Доброе утро, госпожа Эйгир! — Он церемониально поклонился, и Авалон окончательно потерялась в догадках, что происходит.

— Хорхе, пожалуйста, прекрати меня так называть, — прошептала она.

Хорхе шел в шаге позади нее, и она, приостановившись, поравнялась с ним.

— Ты знаешь, что происходит? — все так же шепотом поинтересовалась она, заглядывая ему в глаза.

Хорхе усмехнулся и покачал головой.

— Лгун!

Он рассмеялся, а Авалон не смогла удержаться от воспоминания, как ее так же называл Дамиан. Щеки вспыхнули жаром, и ей пришлось спрятаться лицо за жестом поправления прически. Больше Хорхе ничего не сказал, сколько бы она ни пыталась разузнать у него подробностей. Они миновали несколько коридоров и спустились в парадный зал, круглую большую палату. Внутри царил полумрак, но сквозь щели в ставнях проникал солнечный свет. Статуя Трехликой Персены возвышалась в центре помещения, обращая взоры глаз своих из полированных гранатов на присутствующих гостей. А их было немало. По крайней мере, человек сорок.

Горло у Авалон пересохло. Она предчувствовала, что попала в ловушку, но никак не могла понять, в чем же она состоит.

Хорхе на удачу слегка тронул ее за предплечье и отошел к двери, сохраняя на лице невозмутимую маску.

Авалон не успела и шагу сделать, как из толпы вынырнул Бас с кубком вина. Заметив ее, он подхватил со стола второй кубок и подошел.

— Хоть ты знаешь, зачем она нас всех собрала? — с надеждой спросила Авалон. — И почему я так выгляжу?

Бас всучил ей кубок и, отхлебнув из своего, пожал плечами.

— Понятия не имею, но надеюсь, эта скука кончится оргией.

Глупая шутка развеяла дурное предчувствие Авалон. Хихикая, она поднесла к губам кубок, чтобы скрыть неподобающее выражение лица. Пригубив терпкое вино из абрикосов и хурмы, Авалон почувствовала в нем помимо миндальных ноток еще и крупинки веселости, сладостью напомнившее сахар. Она соскучилась по Басу и его непристойным шуткам. Сделав маленький шаг вбок, она прислонилась своей рукой к его, чтобы выразить признательность. Бас, сдув с глаз черную кудрявую прядь, покосился на Авалон. Губы его растянулись в хитрой усмешке.

— Заигрываешь, mi corazon? Я могу и польститься, — хмыкнул он и подмигнул ей.

Авалон скрыла широкую улыбку за еще одним глотком вина. Голову наполнила легкость.

— Я не в твоем вкусе, — шепнула она ему.

— Длинноваты волосы, — изобразив сосредоточенность и оглядев ее с головы до ног, согласился Бас. Авалон едва сдерживала смех, щекочущий горло. — И не длинновато кое-что другое.