Гранат и Омела (СИ)

Дамиан заснул, сидя на стуле у кровати. Голова его накренилась вперед, волосы упали на лицо, наполовину освещенное свечой, которая почти утонула в луже воска. Решив, что сон сейчас лечебнее, чем обработка ран, Авалон поставила на пол пиалу с настоем и села, боком опершись на стену. Плечи ныли, на спине саднили раны от когтей. Ей нужно было их промыть и намазать мазью, но тьма поглотила ее, не дав додумать мысль до конца, и принесла кровавые сны, в которых к ней приходил Филиппе. Он разрывал на ней одежду, бил, а потом в ней пробуждалась женщина из теней и раз за разом перерезала ему горло.

Проснулась Авалон рывком, словно вынырнула из вод Персены, из-за тихого стона. Сначала ей казалось, что он вырывается из разрезанного горла Филиппе, но, очухавшись от липкого ужаса кошмара, она вскочила и приблизилась к кровати. Рассвет прокрался в комнату, точно вор, и она увидела, что Варес мечется в беспамятстве. Лицо, искаженное страданием, было покрыто потом. Впрочем, как и остальное сотрясающееся в ознобе тело. Принюхавшись к тряпице на его животе, она сняла ее, подобрала пиалу с настоем огнибая и еще раз обработала покрасневший шов. Состояние Вареса ухудшилось, и Авалон почувствовала горькую вину. Она пыталась отогнать мысли о том, что, если бы она не вмешалась, он мог поправиться самостоятельно, понимая их глупость. А потом бегом ворвалась в большую комнату, где все спали, и захватив свою суму, разожгла очаг дрожащими руками. Разложив все на столе, она стала кидать в котелок сушеные цветки липы, кору ивы, эхинацею, ромашку, череду, гибискус, стебельки и ягоды малины, черной смороды и синей клюквы. Все перемешав и дождавшись, пока жаропонижающий отвар закипит, она дала ему немного остыть, а потом спешно вернулась в маленькую комнату и влила его в рот Варесу.

— Он выживет?

Авалон вздрогнула и обернулась. Разбитая и невыспавшаяся, она почему-то сначала подумала о Филиппе, и ее напугало, что Дамиан знает о том, что она совершила. Но он перевел тревожный взгляд с нее на Вареса и поморщился — она догадалась, что его мучают собственными раны, нанесенные острыми когтями. Страх слегка отступил, сменившись виной.

— Не знаю, — честно ответила Авалон, не желая лгать ему. — Я сделала все, что от меня зависело. Но ты должен понимать, что раньше такие операции я сама не проводила, только помогала под присмотром настоящего лекаря.

Она хотела добавить, чтобы он приготовился к худшему исходу, но язык просто не повернулся это озвучить.

— Понятно, — сухо ответил он и уставился на Вареса.

Стараясь не обращать внимания на скручивающую спираль в животе, Авалон подошла к Дамиану и, показав смоченную тряпицу в пиале с настоем огнибая, спросила:

— Позволишь?

Он долгое мгновение молча смотрел ей в глаза, а потом решительно кивнул. Стащив рубаху, встал и приподнял руки. Авалон скользнула взглядом по выпуклым рубцам, которые остались вместо ран, что она зашивала в хижине. Память воскресила дни, полные холода, ужаса и трепета. Грудной рокот, кровь, стекающая по его спине, уязвимое горло, мягкие волосы, падающие на лоб. Она столько раз желала запустить в них руки, и вот он рядом. Кончики пальцев закололо тысячей иголок — она хотела дотронуться к его волосам и шрамам, чтобы убедиться в их реальности. Раны на обычных людях не заживали так быстро. А потом она вспомнила ночную бойню и поняла, что это не было сном. Дамиан действительно был монстром. Однако сейчас он смотрел на нее спокойно — зверь, спрятавший когти. И все же, этот зверь жил внутри него, даже сейчас, готовый сокрушать и убивать. Ей должно было стать страшно. Она должна была отдалиться. Должна была трезво выбрать свою безопасность, но она сделала к нему шаг. По запястью стекла капля настоя огнибая, когда она притронулась тряпицей к одной из свежих царапин. Она заметила, как напряглись мышцы под его кожей, и с горечью подумала о том, что ему наверняка неприятны отравляющие прикосновения вёльвы. Ее прикосновения. И сколько бы она ни фантазировала о своей руке в его вьющихся волосах, этому не бывать. Его сердце было непреклонным, словно изо льда, несмотря на то, что он весь состоял из огня. Даже кожа его казалась горячей.

— Кто это сделал? — Он вдруг подцепил пальцем ее подбородок, вглядываясь в кожу вокруг ее правого глаза. Синяк, оставленный Филиппе, уже почти сошел благодаря заживляющим мазям, но при утреннем свете все еще был слегка заметен.

Авалон, не отрываясь, всматривалась в нахмуренное лицо Дамиана. Ее болезненно занимала линия его губ, а внутри как будто завязался тугой узел. Воздух вокруг сгустился и нагрелся, точно у раскочегаренной печи.

— Я убила его, — прошептала она, ощущая напряжение, скопившееся мурашками на коже.

— Хорошо. — Он отпустил ее подбородок и отвернулся.

Воздух стремительно похолодел, обдав Авалон ушатом стылого разочарования. Она отступила, бросив в пиалу тряпицу. Запястья обдало брызгами.

— Мне нужно процедить отвар, — с неловкостью подобрав кажущиеся острыми слова, она развернулась, чтобы уйти, но не успела.