Гранат и Омела (СИ)

— Раны на спине. Я могу помочь. — Он сказал это таким обыденным голосом, что ей захотелось размозжить пиалу об его голову.

И все же она кивнула. Дамиан приблизился, перекинул ее косу вперед и аккуратно разодрал оставшиеся от рубахи лохмотья. Она протянула ему пиалу, чувствуя, как туже стягивается узел в животе. Он забрал тряпицу, слегка выжал и, склонившись к Авалон, произнес:

— Будет больно.

Его дыхание защекотало ей шею, покрывшуюся мурашками.

— Не страшно. Я готова.

Дамиан коснулся тряпицей одной из ран от звериных когтей, и она вздрогнула от боли. Он остановился и дал ей время продышаться, после чего продолжил обрабатывать спину с безумной смесью невозмутимого безразличия и мучительной осторожности. Ощущая, как кожа саднит вовсе не от настоя огнибая, а от ожидания, Авалон злилась на Дамиана. Если она окончательно не тронулась умом, ей не показалось, что между ними что-то происходило. Но она понимала: если срезать колючки с терна, его плоды не станут слаще — так и срезать с него веру не означало оголить порочную уязвимость, которую он прятал внутри. И все же она хотела попытаться. Прикрыв глаза и ощущая сухость во рту, она с усилием промолвила, размыкая запечатанные стыдом губы:

— Что хорошего в том, что я убила человека?

Она почувствовала, как Дамиан снова склонился к ней.

— Его не убью я, — низким голосом, полным вызова, сказал он.

Авалон открыла глаза. Ей захотелось посмотреть на Дамиана, увидеть буйство в его взгляде и последовать за ним — почему ее синяк так сильно его разозлил? Она развернулась. И то, как он стоял полуголый и дышал, будто у него под кожей скрытая глубокая рана, обдало низ ее живота горячей волной.

— Я же вёльва. Разве тебе не должно быть все равно, как со мной обращаются?

Ожидая ответа, Авалон перевела взгляд на его губы, и дыхание перехватило. Она помнила, как он обещал отправить ее на костер. А теперь ей смертельно хотелось, чтобы этими же губами, которыми клялся убить, он поцеловал ее.

— Мне не все равно, пока мы связаны обрядом сживления, — невозмутимо отозвался он и поднял руку, оттопырив мизинец, где едва виднелся шрам.

Авалон захотелось выбить из него этот спокойный тон.

— Лгун.

— Во мне много пороков, но ложь — твоя сила.

Из-за вспыхнувшей злости узел внутри нее развязался, и от пламенного чувства желания осталась только зола.

— Ты ничего не знаешь о моей силе.

— Ой ли? — Он дерзко вскинул бровь. — Я инквизитор. Разбираться в обманах вельв мое служение.

— В своем сначала разберись, — отрезала она раздраженно.

— Ваша Светлость, ваш муж хочет с вами поговорить, — раздался за ее спиной голос Хорхе.

Авалон вздрогнула от неожиданности. Она думала, что остальные еще спят. Дамиан перевел пристальный взгляд с гвардейца на нее и склонил голову набок. Ей показалось, будто он прожигает ее насквозь. Выражение его лица стало замкнутым и холодным, а потом он криво, пренебрежительно усмехнулся. Об эту усмешку можно было порезаться. В животе у нее остро защекотало.

— Да, да, Ваша Светлость, вам пора. Вас ожидает супруг, — едко произнес Дамиан и отвесил ей поклон наигранной учтивости. — В следующий раз вам не следует задерживаться наедине с двумя мужчинами. Даже учитывая, что один из них без сознания. Это может подмочить вашу репутацию.

Щеки Авалон вспыхнули. Задохнувшись от оскорбления, она развернулась и поспешила к выходу, боясь, что сейчас расплачется. Только ей померещилось, что они достигли перемирия, как он снова решил показать ей свое презрение. Уже почти вылетев из комнаты, она услышала голос Хорхе:

— Если синьор рей Эскана увидит, что ты хотя бы заглядываешься на нее, то пустит твою шкуру на новый переплет для книги, cane[1].

Авалон очень сомневалась, что Бас способен спустить шкуру с кого бы то ни было. А вот сам Хорхе от его имени — вполне, поэтому, ожидая очередного оскорбления от Дамиана, она специально замедлила шаг, чтобы предотвратить возможную драку. Но она совсем не ожидала взволнованности в его вопросе:

— Какой книги?

Не дожидаясь ответа Хорхе, Дамиан выскочил из комнаты и, не обратив на Авалон внимания, кинулся к Басу, который сидел за столом и перебирал какие-то листы. Налетев на него летней грозой, Дамиан схватил его за грудки и приподнял над столом. Стул с грохотом упал.

— Она у тебя? У тебя?!

— Кто у меня? — Голос Баса сорвался на истеричные, тонкие ноты.

Авалон с тревогой огляделась. Симеона и Элеоноры в доме не было, а Хорхе со своей сломанной ногой едва ли мог защитить Баса, хотя и попытался доковылять до стола. Она остановила его и сама пошла вперед.

— Убери от него руки!

Она схватила Дамиана за кулак, пытаясь разжать пальцы. Он злобно зыркнул на нее и, перехватив теперь уже ее запястье, процедил:

— Она у тебя?

— Да о какой книге речь? — вспылила Авалон.

— Вёльвская книга, от которой зависит судьба Инира!

— Что? Да какая к Князю… — Авалон не договорила, потому что в памяти всплыл момент, о котором она успела забыть за событиями последней ночи — из футляра, где должна была храниться драгоценная мандолина, вывалилась книга, которую украл монстр.