Шенберг прибыл в Америку спустя год; в начале 1935 года Кейдж вернулся в Лос-Анжелес, чтобы учиться у него. Существуют разные, отчасти конфликтующие сообщения о том, чему Шенберг его учил, – судя по всему, это была музыкальная теория и основы композиции[2218]
. Шенберг со временем начал различать его среди других студентов и однажды пригласил на собеседование, по итогам которого зачислил на свой курс по контрапункту, сказав, по уверению Кейджа, на прощание: «Теперь вы не должны думать ни о чем, кроме музыки, и должны работать от шести до восьми часов в день»[2219]. Свое впечатление от Шенберга Кейдж сообщил в одном из писем: «…он сама простота и неподдельность»[2220]. Кейдж к тому времени был женат и беден «как церковная мышь», и Шенберг учил его бесплатно[2221]. Позже между ним и Шенбергом случилось серьезное недопонимание – как-то Шенберг сказал Кейджу: «Чтобы писать музыку, вам необходимо иметь чувство гармонии». Кейдж объяснил ему, что у него нет никакого чувства гармонии. Тогда Шенберг сказал, что со временем Кейдж налетит на стену, через которую не сможет пройти, и Кейдж ответил, что в таком случае он посвятит жизнь тому, чтобы биться головой о стену[2222].Это довольно занятный диалог, из которого видно, что претензии участников Дармштадской школы к Шенбергу были не лишены оснований – покончив с тональной системой, тот возвел структуру альтернативную, однако тесно связанную с тональной, в первую очередь через систему запретов, и стал твердо ее придерживаться, не замечая, по-видимому, насколько его требования сходны с требованиями теоретиков тональной системы. Кейдж же не выказывает никакого пиетета перед концептами, которые для старшего поколения, поколения Шенбрега, были
В 1938 году он познакомился с Лу Харрисоном, пятью годами его моложе, который позже станет одним из самых эклектичных композиторов американского авангарда. Харрисон выхлопотал Кейджу работу в колледже Миллс – том самом, где преподавал Мийо, у которого в разное время учились Брубек, Филип Гласс, Ксенакис, Райх и Штокхаузен. Здесь Кейдж свел знакомство с танцовщиком Мерсом Каннигемом, который затем почти полвека был постоянным спутником его жизни; Кейдж, все еще женатый к тому времени, утверждал, что у них с женой открытый брак и что они жили втроем с Каннигемом, пока Кейдж не понял, что тот ему нравится «больше, чем Ксения». Кейдж никогда не отрицал свою гомосексуальность, однако предпочитал не говорить о ней и уклонялся от прямых ответов: когда его спросили, каковы его отношения с Каннигемом, тот сообщил: «Я готовлю, а Мерс моет тарелки»[2223]
.