Грандиозная заря

— Ну что? — спросила она вместо ответа. — Нашла Ориона?

Нин нагнулась ближе к фотографиям и стала вглядываться в них в резком свете лампы. Она узнала свою мать, такую же светловолосую, как Роз-Эме, но более хмурую. Мальчишеской внешностью и ясными глазами Консолата из прошлого была похожа на сегодняшнюю Титанию. Роз-Эме на снимках держала её то за плечо, то за руку, так что непонятно было, чего ей хочется больше: удержать дочь рядом с собой или отдалиться от неё. Что до близнецов, то они всегда стояли бок о бок. Одежда у них была разная (кроме той фотографии, где оба брата и сестра оделись в футбольную форму). Нин поразила красота этих мальчиков. Различить их можно было только по шраму на середине брови у одного из близнецов. За исключением этой маленькой детали, они были совершенно одинаковые. Невозможно угадать, который Орион.

— Присмотрись внимательнее, — сказала Титания. — И увидишь разницу.

Нин слегка отстранилась, ухватившись за лестничные перила. Что она видела теперь? Четыре одинаково освещённых лица, четыре улыбки разной степени вымученности, четыре молодых крепких тела, четыре… нет, три открытых и искренних взгляда, направленных в объектив с вызовом и прямотой. Четвёртый же взгляд вызова никому не бросает. Четвёртый взгляд — отсутствующий, мутный, будто подёрнутый дымкой.

— Вот Орион, — объявила Нин, указывая на того, у которого был маленький шрам.

Титания кивнула.

— После пожара в его глазах что-то погасло, — сказала она. — Никто не смог объяснить почему. Он как будто перешёл на другую сторону.

— На другую сторону чего?

— Не знаю, зайчонок. Может, на другую сторону зеркала, как «Алиса в Зазеркалье».

— Хм… — произнесла Нин. — Теперь я начинаю понимать, почему у тебя в романах всегда происходят несчастные случаи и дело распутывает аутичный инспектор.

Титания изумлённо вытаращила глаза, оторвалась наконец от стены и шагнула к дочери.

— Орвель Шпигель не аутист! — воскликнула она. — Да, он увлечённый, фанатичный и замкнутый, но не…

— И всё-таки это совершенно очевидно, — перебила Нин, указывая на другой снимок. — Прототип инспектора — твой родной брат! Кстати, у Орвеля даже имя начинается так же, как у Ориона, ведь да?

— Я думала, ты не читаешь моих книг, — произнесла Титания удивлённо.

Это правда, Нин остерегалась романов матери. Боялась обнаружить там что-то такое, о чём ей знать не хотелось.

— Разница лишь в том, что у Орвеля нет брата-близнеца, — сказала девушка вместо ответа.

— Это правда.

— Но старшую сестру ты ему всё-таки дала.

— Да.

— А близнеца почему нет?

Фея саспенса открыла рот и на мгновенье застыла так, ни слова не говоря. Она могла ответить на этот вопрос двумя способами: короткая версия («мои романы не имеют никакого отношения к моей жизни») была бы ложью, а долгая постепенно привела бы их к правде.

— Мне надо рассказать тебе об Окто, — сказала она. — И вообще обо всём по порядку. Ты готова слушать?

Нин посмотрела на фотографии. Теперь, когда она увидела их лица, персонажи рассказа обрели плоть и кровь, стали для неё и более близкими, и более загадочными. Ей захотелось узнать их тайну.

— Я тебя слушаю.

Глава 7 Осень 1974

Как-то утром Роз-Эме побросала все наши вещи в «панар», вытащила клинья из-под колёс, и рыба-машина покинула бугристую местность перед домом Жана-Ба, чтобы припарковаться на ровном дворе самого красивого дома во всём Сен-Совере.

Четырёхлетний Окто сразу узнал кованые ворота, тополиную аллею и странную колокольню, которая венчала башню на одном из крыльев здания.

— Не хочу укол! Не хочу укол! — закричал он, пиная ногами кресло перед собой, куда Роз-Эме, за нехваткой места сзади, усадила меня.

— Эй! — возмутилась я. — Я не груша для бокса!

— Чк-чк-чк, — прощёлкал Орион — он делал так всегда, когда в воздухе чувствовалось высокое напряжение.

— Не хочу уко-о-о-о-ол! — Окто завопил пуще прежнего. — Я не болею! Я не бо…

— Прекрати, Окто! — прикрикнула Роз-Эме. — Сегодня никому не будут делать укол, обещаю!

Я тоже узнала этот дом: здесь жил доктор Борд. Но я-то в свои девять лет сообразила, что на сей раз мы приехали сюда не на приём к врачу.

Тем более что доктор Борд ждал нас на крыльце без докторского халата и стетоскопа. На нём были куртка цвета хаки с накладными карманами и сапоги выше колен. Рядом сидел рыжий кокер-спаниель, неподвижный, как на страницах каталога в рубрике «Охота и рыбалка».

— Здравствуйте, дети! — протрубил доктор и помахал над головой собачьим поводком.

Никто из нас ему не ответил.

Когда Роз-Эме потянула ручной тормоз, я скрестила руки на груди и сказала:

— Я остаюсь в машине.

— И я тоже, — немедленно поддержал Окто.

Краем глаза я увидела, как он повторил мой жест, и почувствовала безграничную нежность к младшему брату.

— Ты поступай как хочешь, — заявила я Роз-Эме. — А я туда не пойду.

— И я тоже, — снова сказал Окто. — Я солидарен с Консолатой.

Для своего возраста Окто мог похвастать неплохим словарным запасом. Надо сказать, что я часто заставляла его играть в школу, и он всегда был моим единственным учеником.

— Мы не предатели, — добавила я.

— Не предатели, — повторил Окто.