Грандиозная заря

Орион, понятное дело, в заговоре не участвовал. Роз-Эме сунула ему в руки каталог, чтобы не шумел, поэтому он сидел и тихонько потрескивал, изучая страницу с осветительными приборами. Даже если бы с неба хлынул дождь из лягушек, а Земля раскололась надвое, Орион продолжал бы листать свой обожаемый каталог.

Роз-Эме посмотрела на нас, вздохнула и открыла дверь, а доктор, с этими его накладными карманами и огромными сапогами, бросился нам навстречу.

— Добро пожаловать в мой дом! — воскликнул он. — Лулу приготовила для вас блины!

— Блины? — переспросила Роз-Эме. — Какая жалость! Октябрь и Консолата их не любят!

Она открыла дверь машины со стороны Ориона.

— Зато мой маленький котёнок — уж он-то обожает блины! Правда, Орион?

Она взяла брата на руки и, виляя бёдрами, пошла вслед за доктором; только щебёнка трещала под каблуками сабо.

Мы с Окто остались в «панаре», тихие, как рыбки в аквариуме.

Нам уже несколько недель было известно, что Роз-Эме бросит Жана-Ба, а значит, и нам тоже придётся его покинуть. Решение было принято без единого крика, без ударов, без разбитых тарелок. Разбилось нечто более хрупкое, чем тарелка (объяснил мне Жан-Ба):

— Это доверие, понимаешь?

Я вся съёжилась где-то глубоко внутри и проговорила:

— Из-за пожара?

Конечно же, доверие разбилось из-за пожара.

Роз-Эме и Жан-Ба прожили вместе несколько лет. Но, увы, каким бы замечательным кулинаром ни был мой друг-заправщик, ему так и не удалось найти чудесный рецепт, который восполнил бы урон, понесённый в тот день.

— Вы ведь остаётесь в Сен-Совере, а значит, мы будем видеться, — говорил он мне. — Я буду покупать тебе жетоны на игру в пинбол, Роз-Эме обещала тебя отпускать.

Понимая, что я вот-вот разревусь, он попытался меня рассмешить:

— Будем выводить из себя мадам Шикуа в булочной! Нажимать на её дурацкий звонок, и первый, на кого наорут, получит щелбан, договорились?

Я не удержалась и улыбнулась. Все дети Сен-Совера забавлялись со звонком, который булочница установила на своём прилавке. Игра заключалась в том, чтобы нажать на кнопку и заставить хозяйку поверить, что её ждёт клиент. Тогда ей приходилось вынимать свои сто килограммов из кресла, в котором она клевала носом, укрывшись в подсобке, и идти встречать посетителей. Конечно же, убегать полагалось в самый последний момент — так, чтобы тебя не увидели, но чтобы успеть услышать, как мадам Шикуа вздыхает и проклинает пустоту перед прилавком.

— Понятное дело, в футбол мы тоже продолжим играть, — добавил Жан-Ба. — Может, не каждое воскресенье, но…

Я сжала зубы и стиснула его в своих объятиях.

— Кон-со-ла-та, — проговорил по слогам Жан-Ба. — Это ведь означает «та, которую утешили», ты помнишь?

Мы плакали, и я клялась себе, что больше никогда-никогда-никогда не полюблю любовника матери. Конечно, за исключением моего отца, если Роз-Эме когда-нибудь решит наконец отправиться на его поиски.

— Думаешь, это правда? Про блины? — спросил Окто после долгого молчания.

— Конечно же нет. Это ловушка.

— А кто такая Лулу?

— Кухарка доктора Борда, — ответила я. — Этот остолоп даже омлет с салом не умеет приготовить.

— Кто тебе сказал?

— Ну подумай сам. Если бы он знал, как разбить яйцо, разве стал бы заводить кухарку?

— Проблема в том, — протянул Окто, — что я, как назло, ужасно проголодался.

Я обернулась, встала коленями на сиденье и одарила его самым злым взглядом, на какой была способна.

— Если ты выйдешь из машины, ты предатель, и я больше не буду с тобой разговаривать. Никогда.

— Я не предатель! — крикнул Окто.

— Тогда сиди здесь. Со мной!

— А Орион?

— Ты прекрасно знаешь, что Орион не имеет к этому никакого отношения.

На нас опрокинулась тишина весом в тридцать тысяч тонн.

Через задние иллюминаторы виднелось крыльцо под железным, немного ржавым козырьком, тополя, с которых уже начали облетать листья, а чуть дальше — огромная лужайка с целой горой дров. Спаниель вырыл яму между кустов, откуда торчал только его нелепый хвост.

— Дурацкое место, — проворчала я.

— Согласен, — поддержал Окто.

Как обычно, Роз-Эме не позаботилась предупредить нас заранее о дне, на который назначен переезд. В то утро она вдруг велела нам быстро освободить свои комнаты, собрать чемоданы и упаковать игрушки в коробки: из этого мы сами должны были сделать вывод, что сегодня переезжаем. Но куда? Тайна, покрытая мраком.

Орион взял с собой каталоги, Окто — переносной проигрыватель для пластинок и гоночную трассу с машинками, а я — футбольный мяч и коллекцию «Великолепной пятёрки».

— Мы будем тут жить? — спросил меня Окто.

— Нет, конечно, — фыркнула я.

— Где же тогда мы будем жить?

Я вспомнила один разговор, который услышала в школе: две девочки разговаривали про своих старших братьев.

— У нас нет выбора, — ответила я. — Нам придётся стать отказниками совести[3]. Знаешь, что это значит?

— Нет, — честно признался брат.

— Это значит, что мы должны будем уехать. Доберёмся автостопом до какого-нибудь секретного места и там укроемся. Никто не сможет нас найти. И больше нам никогда не придётся делать то, чего нам не хочется.