Граница

Баронесса сдержала обещание и явилась с платьями Камилы, уже подшитыми и надставленными, чтобы Лисице не пришлось щеголять с голыми ногами, а шнуровка затянулась, как надо – служанка была совсем невысока. Йохан с отвращением рассматривал нагловатую, костистую бабу, что вышла из него, в зеркальце, накинув на голову чепец и платок; сейчас он понимал Уивера с его отказом переодеваться. Тот хохотал, тыча в него пальцем, но быстро замолк, когда Роксана протянула ему пыльный темный парик и большую родинку, которую ловко приклеила ему на щеку. Если раньше на лице Уивера доминировал нос, то теперь он застенчиво терялся, и только родинка нахально притягивала взгляд. Баронесса искусно нарисовала ему морщины на лбу и в складках носа, чуть-чуть подкрасила его кончик и нижние веки сизым, и теперь пришло время хохотать Лисице – так Честер стал похож на пьянчугу-солдата, не вылезающего из кабака. Англичанин угрюмо оскалился на себя в зеркало и, в конце концов, не выдержал серьезности и сам; смеясь, он заявил, что не хотел бы встретиться с подобным типом на улице, и осведомился – кто же пустит их в таком виде в дом. Лисица обольстительно ему улыбнулся и, неграмотно растягивая немецкие слова, затараторил, что добрую женщину, торгующую предсказаниями и любовными приворотами, повсюду с радостью приютят, накормят, вымоют ноги и выслушают с почтением. Ибо, добавил он уже нормальным тоном, люди любопытны до будущего.

- Но будут ли так любопытны слуги Шварца? – Роксана заботливо стирала яркий румянец с щек Йохана, пока он не удержался и обнял ее. – Обманщик обманщика видит издалека.

- Поглядим, - туманно заявил Лисица. – Если не выйдет так, то придется действовать иной методой.

Роксана покачала головой и насмешливо сложила губы, словно хотела добавить: «…которую ты еще не придумал», но промолчала. Убегать ей пришлось в спешке – баронесса сильно задержалась внизу, и верная Камила звоном колокольчика предупредила ее об истекшем времени.

Прошли очередные три дня невыносимого безделья; карточные игры, бесконечные разговоры о прошлом и будущем, планы, как выбраться с Военной Границы и доехать хотя бы до Вены – вот все, чем они занимались в те дни. Уивер был, по обыкновению, весел, положившись во всем на Лисицу, но тот тревожился – многое зависело от удачи и смекалки, а фортуна, как казалось Йохану, покинула его еще по прибытии сюда. Вечером последнего дня Герхард вызвал его к себе и, глядя с очевидным пренебрежением на пыльного и грязного Лисицу, заявил, что этой ночью они должны убраться из его дома и идти на дело.

- Я не собирался делать этого ночью, господин Цепной Пес, - заявил Йохан, вольготно развалившись в кресле.

- Не смей меня так называть, - ровно сказал тот и склонился над письмом. – Мне нет дела, в какое время суток ты выполнишь обещанное. У тебя есть время до полуночи завтрашнего дня.

- А если мы не успеем?

Герхард поднял на него хмурый взгляд, и Лисица готов был поклясться, что его верхняя губа чуть дрогнула, словно слуга баронессы вознамерился оскалиться.

- Тогда я тебе не завидую, - равнодушно ответил он. – У Шварца несколько слуг, чтобы ты знал: кухарка и два лакея. Я разрешаю тебе прикончить их, если возникнет надобность.

- А ты подтвердишь свое решение на суде, коль что случится? – вновь не утерпел поддразнить его Йохан и получил еще один усталый и раздраженный взгляд.

- Болван, - коротко обронил Герхард. – В их доме слуги встают рано, хозяин ложится поздно. Надеюсь, ваш дуэт Скарамуччи и Пульчинеллы не провалит столь простое дело.

- Если оно так легко, отчего же ты сам не сделал его?

Герхард неожиданно покраснел, словно опустил голову в кипяток, и краснота проступила даже меж его тонких и светлых волос. Сочно хрустнуло гусиное перо, сломавшись в его пальцах, но голос Цепного Пса остался спокойным.

- Пошел вон, - велел он.

Лисица не стал больше играть с огнем и откланялся, не утерпевши, впрочем, отвесить нарочитых комплиментов, которые взбесили Герхарда Грау едва ли не больше всего прочего. Только за дверью Йохан вспомнил, что не уточнил самого главного: как они должны отдать письма, и как эти письма выглядят, и беспокойство чуть охладило его. Уиверу он говорить об этом не стал; англичанин слепо ему верил и вряд ли мог посоветовать что-нибудь путное.

- Прикончить без оружия? – возмутился Уивер, после того, как Лисица передал ему слова Цепного Пса. – Да не люблю я убивать людей. Я доктор. Может быть, плохой, но все-таки доктор!

Йохан безнадежно пожал плечами. Убивать ему тоже никого не хотелось. Не стоило давать в руки Герхарду Грау опасных козырей.

- Я жду подвоха от нашего недоброго хозяина, - наконец сказал он. – Сдается мне, он спит и видит, как отправить нас назад, в тюрьму. За это дело он наверняка должен получить немало гульденов и считает, что расплатился с нами своим кровом и пищей.

Уивер помрачнел.