Граница

- Да что ты? – глумливо спросил он. – У тебя будет время подумать до суда – потом никто не спасет тебя, бродягу без документов и разбойника. Твой наниматель уже бегал к капитану. Он готов утопить тебя, как беглого слугу, который присвоил себе чужое имя. Я приду к тебе после пыток, и будь уверен, они покажутся тебе райским блаженством. Мне нужны эти письма, - повторил он задумчиво, - а ты всякий раз становишься на моем пути, мальчишка.

Он встал, заложив большие пальцы за ремень.

- А ведь я пытался избавиться от тебя мирно… - добавил Герхард с непонятным сожалением. – Если бы не ты, я бы давно закончил свои дела здесь.

- Значит, так плохо ты их ведешь.

Ладонь Герхарда сжалась в кулак, но он сдержался.

- Уверен, что твой калека-приятель с удовольствием захватит тебя на виселицу, - отчеканил он. – Но если ты вспомнишь о письмах, то, может быть, тебя встретит только каторга.

- Ты сама доброта, - вяло ответил Йохан. – Я помню, кто привел стражников, когда мы дрались с Вяземским. И я не забуду ловушки, которую ты подстроил ночью. И сейчас я должен тебе поверить? Да ты первым позаботишься о том, чтобы меня повесили!

- Поздравляю, - саркастически заметил Цепной Пес. – Глупый лис начал проявлять зачатки разума.

Йохан опять поймал на себе его оценивающий взгляд сверху вниз, но Герхард больше не сказал ничего. Пряжка его ремня тускло сверкнула в полумраке, когда он развернулся, чтобы уйти. Слабость духа шептала Лисице довериться ему – как ни крути, выходило погано, а Цепной Пес сбросил с себя маску и больше не пытался вилять и притворяться лучше, чем был. Как знать, вдруг он в кои-то веки сдержит свое слово?

Но Йохан не остановил его и лишь крепко сжал кулаки, когда стражник запер дверь. Над узким оконным проемом засуетились воробьи, копошившиеся в остатках соломы, и их веселый гомон только усугублял тоску по свободе.

В тот же день свидания с хозяином вытребовал и Диджле. Когда он вошел в камеру, тревожно оглядываясь по сторонам, Лисица заметил, насколько осман исхудал за те дни, что они не виделись.

- Да хранит тебя Аллах, брат, - Диджле опустился на колени и уткнулся лбом в пол, чтобы после преданно взглянуть на хозяина, и Йохан увидел, что камзол на нем уже тщательно залатан и сильно потерт. Осман вновь говорил медленно, как в начале их тесного знакомства, когда он мучительно вспоминал каждое немецкое слово. Желвак слева у него распух, и челюстью Диджле двигал с трудом.

- Встань, - велел ему Йохан. Он был рад видеть маленького османа; тот был жив, не сгинул и, судя по всему, не слишком страдал.

- Верно ли говорят, что ты был разбойником? – Диджле сел на камни, скрестив ноги. В руках у него были вырезанные из дерева четки.

Йохан промолчал. Раньше он бы жарко заверил, что нет, с полной искренностью и уверенностью в собственной правоте. Злоключения в Европе были лишь последствиями побега, а причины того, что он опустился на дно и вел себя порой вовсе не так, как следует дворянину, коренились в том, что мир отнюдь не жаждал встретить беглеца цветами и угощениями.

- Как посмотреть, - неохотно ответил он. – Я не знаю.

- Что? – Диджле не понял его первых слов и растерянно взглянул на названного брата. – Как можно не знать?

- Не бери в голову. – Лисице стало досадно, что даже осман был готов отвернуться от него. Диджле вздохнул и стал похож на старика, которого по ошибке омолодили.

- Я принес тебе еды, - сказал он и достал из-за пазухи сверток в промасленной бумаге. – И буду приносить каждый день. В день, когда ты попал сюда, я не успел прийти. А потом ты исчез. Молюсь за людей, кто спрятал тебя.

- Велика ли честь спрятать разбойника? – невесело пошутил Йохан.

Диджле опять вопросительно взглянул на него.

- Ты не злой человек, брат, - сказал он неуверенно. – Ты пошел на правое дело: отомстить за невесту. Ее похоронили хорошо. Я дал ее отцу денег, и он много плакал. Я помню, она помогла нам. Мне жаль.

Лисица поменял позу, и цепи зазвенели. Господи, как Анна-Мария верила ему в тот день!

- Мне тоже, - ответил он.

- Ты не уехал от ее могилы. Это хорошо. Тебе нужно прощение ее отца.

- Благодарю, что принес еду, - с легким нетерпением заметил Йохан, чтобы прервать этот тяжелый разговор: стыд и огонь, вот что рождали слова османа. – Как ты живешь?

Диджле склонил голову и прикоснулся пальцами, сложенными в щепоть, ко лбу.

- Благодарение Аллаху, я здоров. Хозяин мейханы, где мы жили, принял меня назад. Он разрешил держать твои вещи. Я служу ему. Варю кофе гостям.

Осман покраснел и добавил, уже для собственного успокоения:

- Всякая служба почетна.

Они глядели друг на друга, и во взгляде Диджле застыл невысказанный вопрос, точно он ждал, что Йохан будет осуждать его. Лисица ничего не говорил, чтобы ненароком не обидеть османа; искреннее сердце Диджле и его отношение стоило ценить, особенно в заключении.

- Я жду твоего возвращения, брат. Верь, я сохранил все твои вещи и деньги.

- Ты хороший слуга и верный друг, - сказал Йохан. – Мне повезло тебя встретить. Но я могу не вернуться отсюда.

Диджле сморщил лоб.