Граница

- Баронесса фон Виссен рассказала мне, что это вы вывели ее из логова разбойников, и что она обязана вам жизнью. Это правда?

Йохан неохотно кивнул и добавил:

- Но насчет жизни она погорячилась.

- Как знать, что могло бы случиться? Не принижайте своих поступков. Эта безрассудная девица намеревается предложить всем вашим судьям себя, в обмен на ваше оправдание.

- Только этого еще не хватало! – внутреннему взору представилось задорное личико Софии. Она могла замыслить подобное, и как Йохану ни хотелось выйти на свободу, он не желал баронессе такой судьбы. – Пусть фон Бокк отошлет ее на время!

- Как я понял, она хочет только предложить, без исполнения обязательств, - капитан говорил об этом спокойно, будто повидал и не такое.

- Отговорите ее от этого. Она милая девочка, но таким поступком сломает себе жизнь.

Капитан покачал головой: то ли отрицал возможность такого исхода, то ли не собирался больше разговаривать с Софией.

- Уверен, вам рано отчаиваться, - увел он разговор от баронессы. – Продолжим же допрос.

Они вернулись к изнывающему от скуки и любопытства писарю, и вновь потекла беседа, унылая и бессмысленная, как лечение геморроя горячим камнем, завернутым в кусок козьей кожи. Теперь Лисица видел, что главный разговор уже произошел, и фон Рейне пришел лишь ради того, чтобы убедиться, кто такой Йохан фон Фризендорф на самом деле. Удивительно было, что София, влюбленная в Уивера, после его поспешного отъезда нисколько не опечалилась, а сразу же принялась действовать, по обыкновению проболтавшись об этом почти первому встречному.

Глава 40

После дружеского допроса он почти пал духом. Заломило голову, словно кто-то надел на нее тесные обруч, и рана, в которую повязка, наложенная Честером, почти вросла, точно затлела. Вода с вином, которую принес стражник, казалась особо гадкой на вкус, сладковатой до отвращения и не утолявшей жажду, и холод вернулся даже сквозь теплое одеяло, присланное Роксаной. Йохан не мог найти себе места – он не мог ни сидеть, ни лежать, его зазнобило, и остатками угасающего разума он понял, что, кажется, подхватил серьезную лихорадку, когда голову заломило сбоку и спереди.

К жизни его иногда возвращала резкая боль: кто-то перевязывал ему руку, и повязка с отвратительным липким звуком отслаивалась, чтобы теплая кровь вновь потекла из раны. Показалось Йохану или нет, но в ране завелись личинки, и его вырвало желтой пеной, когда он увидел, как они копошатся среди мяса, точно покрытого лаком. Лица редко появлялись в его бреду – чаще других Йохан видел горбоносого печального юношу с большими карими глазами: его губы шевелились, но Лисица не слышал его голоса. Пару раз он видел стражника, и один раз Роксану – был ли то бред или явь, Йохан не знал.

Однажды утром боль исчезла, оставив после себя прохладную опустошенность, и вместе с ней ушла хмарь, которая застилала глаза. Каменные стены больше не двоились и не троились, от запахов не тошнило, и Лисица ясно увидел снегиря, сидевшего на окне. Йохан поднял руку – кандалов на ней не было – и провел ладонью по левому плечу. Плечо было на месте, значит, руку он не потерял. Сил подняться не было, как и поворачивать голову, и Йохан глядел в темневший наверху каменный свод.

Рядом кто-то зашуршал свертком, и запахло печеным тестом, жареной курицей и чем-то острым. Лисица удивился – есть ему совсем не хотелось, и он равнодушно слушал, как его неизвестный товарищ старательно пережевывает пищу. Тот ел долго, а затем так же долго вытирал обсасывал кости и только потом встал, чтобы подойти к Йохану.

Еврейский юноша, который виделся ему в бреду, помог ему присесть, не глядя в лицо, а затем ткнул в зубы деревянной миской, привычно нажав на челюсть, чтобы открыть. Лисица слабо от него отмахнулся, и тот удивленно посмотрел на него.

- Ты пришел в себя, - констатировал юноша. В голосе у него не было ни радости, ни сожаления. – Я думал, ты помрешь…

- Вот еще, - язык у Йохана еле шевелился. Он кое-как забрал у юноши миску и выпил из нее сам. Вода была затхлой, но сносной.

- Ах да, - спохватился юноша заботливо, но выражение лица у него осталось по-прежнему кислым. – Есть еще вино. Я не стал его добавлять в воду. Ты прекрасно пил и без него…

- Да что ты…

Юноша зарделся и отвернулся, чтобы достать из-за своего спального места флягу с вином. Он был узкоплеч, изморен и одет в обноски, в которых кое-как угадывались остатки рубашки, камзола и кюлот – оборванные и перепачканные. Его большие пальцы были сплющены тисками, и он старался не шевелить ими лишний раз.

Он неохотно подал Йохану вино, с некоторой опаской, будто ожидал, что Йохан бросится на него из последних сил. Лисица заметил его осторожность и усмехнулся.

- Я не убийца и не безумец, - сказал он. – Не надо бояться.