Граница

- Наше общество просвещенно, но не совершенно, - заметил фон Рейне. – Всем прекрасно известно, что часто в тюрьму попадают невинные, а виновники ходят на свободе. Это не значит, - с нажимом сказал он, - что я считаю вас невинным. Однако… - он оценивающе взглянул на Лисицу. – Я склонен верить вам больше. И в ваших интересах помочь мне и говорить правду.

Йохан пожал плечами. Капитану он тоже не доверял.

- Откуда вы взяли письма? – внезапно спросил тот.

- Какие письма? – Йохан вздрогнул.

- Которые мне передали.

- Ума не приложу, о чем вы говорите, - Лисица покосился на секретаря, навострившего уши. – Почем я знаю, какие письма вам передают?

Он видел взгляд капитана и прекрасно понимал, что тот знает – Йохан лжет. Фон Рейне не побрезговал взять его за плечо и отвел в сторону, к стене, покрытой бурыми пятнами и присохшими неаппетитными катышками.

- Вы вовлекли в свои дела невинную женщину, - тихо сказал капитан. – Она спасла вас вместо того, чтобы выдать мне. Но вы передали ей письма, и я хочу знать, чем это может ей грозить. Заметьте, я говорю с вами, как друг.

- Не обессудьте, господин капитан, - также тихо отозвался Йохан, - но легко быть другом, когда вы на свободе и свысока говорите с заключенным. Вашей женщине ничего не будет грозить, пока никто, кроме меня, вас и мистера Уивера не знает, где эти письма.

- Мистер Уивер уехал вчера на рассвете, - рассеянно заметил фон Рейне. Он отпустил Лисицу, задев за рану, и тот поморщился. Известие о том, что англичанин уехал, оглушило Йохана, и он почувствовал себя опустошенным. – Я успел заметить имя адресата на этих письмах. Полагаю, верным будет вернуть их ему.

Йохан опять поморщился.

- Если возможно, то не спешите с этим возвращением, - попросил он.

- Почему же?

- Если для меня есть шанс выйти из тюрьмы, я хотел бы сдержать слово и отдать их сам.

- Отдать ли?

Йохан кивнул.

- Я связан обещанием.

Фон Рейне отошел на шаг. Его белый мундир и золотой кушак почти сияли в полумраке.

- Мне не хотелось бы говорить очевидного, но ваше дело весьма плачевно, господин Фризендорф. У вас нет документов. Вы жили в городе под чужим именем. Вас задержали во время дуэли с другим самозванцем. Вы бежали из тюрьмы. Вы разводили ересь на улице под видом богомерзкой гадалки. Вы вломились в чужой дом и подожгли его. И это только то, что известно точно.

- Я ничего не поджигал.

- Слуги говорят обратное.

- Потому что сами нечисты на руку.

- Допустим. Однако у вас была связь с девицей Анной-Марией, без церковного благословения. Она ждала от вас ребенка и была убита. Не вы ли подняли на нее руку?

- Нет! Мой слуга может подтвердить, где я был в ночь ее смерти. Мы собирались пожениться и уехать отсюда…

- Ваш слуга не может считаться достойным свидетелем перед законом, - капитан устало перебил Йохана. – Он иноверец и плохо знает немецкий. Разумеется, он будет допрошен, но не знаю, как к этому отнесется судья. А теперь подумайте господин Фризендорф. Все эти дела вы натворили только здесь. В нашем городе. А какой след может тянуться за вами по Империи? Поверьте, в вашем случае, никто не будет писать шведскому послу.

- За это я и люблю правосудие, - пробормотал Лисица, и фон Рейне невесело кивнул, словно был согласен с его словами.

- Есть свидетели, которые уже добровольно выдвинули против вас обвинения, - добавил он. – Дело пока не движется, потому что граф еще не может отойти от предыдущей ошибки с англичанином и не хочет совершить новую.

- Чудесно, - Лисица вспомнил о Герхарде и совсем помрачнел. – Капитан, я не могу не воспользоваться вашей внезапной благосклонностью. Скажите, что может смягчить мой приговор?

Фон Рейне не спешил отвечать. Он неторопливо снял перчатку за пальцы, посмотрел на нее, будто видел в первый раз, и лишь после этого заговорил:

- Прежде всего – документы, которых у вас нет. Большая разница – кого допрашивать: барона или бродягу.

Йохан усмехнулся. Да, эту строку можно было смело вычеркивать – за последние годы у него был лишь один настоящий документ, где писарь заверял, что такой-то служит в таком-то полку Его Величества Фридриха, да и тот по ненадобности давным-давно был сожжен.

- Христианское покаяние и смирение, - добавил капитан, - но вы не католик.

- Бог миловал… Я не хотел вас оскорбить, - спохватился Йохан, но фон Рейне никак не отреагировал на его слова.

- И, конечно, признание. Но признание признанию рознь, как вы должны понимать.

Лисица кивнул, раздумывая над словами капитана.

- Могу ли я признаться лично вам?

- Разумеется, но без протокола это будет лишь частной беседой.

- А если я предложу вам, графу или судье денег? – с отчаянием спросил Йохан, вспомнив о разбойничьем тайнике.

- Если вы всегда так предлагаете взятки, то, боюсь, что мало кто согласится их принять. На вашем месте я бы поберег золото – с ним легче жить на каторге, а какой приговор вынесут судьи – и с золотом неизвестно. Заручитесь смирением, барон. Кроме врагов, у вас есть и друзья.

- Друзьям лучше держаться подальше от висельников.