Граница

- Жаль, что я не снял ему голову с плеч, - процедил сквозь зубы Кёпек-ага, и Диджле настороженно поднял голову: неужели он был мужеложцем? Что за дом, населенный шайтанами в человеческом обличье? – Ты пришел называть меня стариком, а мою госпожу – распутницей? Что если я возьму палку и пройдусь по твоей спине, чтобы переломать тебе хребет за такую дерзость? Заодно твой хозяин, может, поймет, что не стоит водить меня за нос.

Диджле нахмурился, но решил, что это очередная придумка европейцев, которой ему еще не доводилось видеть.

- Я не желал оскорблять тебя, Кёпек-ага, - миролюбиво заговорил он. – Я пришел безоружным. Я волнуюсь за твою женщину и моего господина.

- Между ними ничего нет и быть не может, - равнодушно отозвался Кёпек-ага.

- Он хочет взять ее в жены, - сказал Диджле, и служанка обернулась к нему, растеряв свою невозмутимость. Слуга баронессы неожиданно усмехнулся, дернув углом рта.

- Можешь передать ему, что Роксану Катоне не интересуют поддельные бароны. Скажи ему, что среди ее возлюбленных были князья и герцоги, не чета наглому самозванцу. Это все?

Диджле поклонился в пояс, невольно обрадованный словами старика.

- Я доверюсь твоим словам, мудрый Кёпек-ага. Да дарует тебе Аллах еще долгие годы!

- Проводи его, Камила, - велел хозяин. Он странно смотрел на Диджле, и осман неожиданно почувствовал себя ничтожным под его взглядом.

- Но я хотел сказать наставлений твоей женщине…

- Не думаю, что она в них нуждается. Чем быстрей твой хозяин и ты сам забудете о ней, тем лучше для всех! А теперь пошел прочь, пока я не выкинул тебя с твоим нахальством на улицу.

Служанка дотронулась до его рукава мягким, еле заметным жестом, и Диджле точно очнулся от наваждения. Он еще раз поклонился, пробормотав ломаные слова благодарности, и попятился назад, пока не наткнулся на стул. Диджле резко обернулся, чтобы удостовериться, что ничего не испачкал, и больно ударился локтем о вазу – она опрокинулась, покатилась и задела карманные часы, лежавшие рядом. Камила подхватила их и отдала Кёпек-аге, а затем подняла вазу, прижимая ее к животу, затянутому в корсет. Диджле не посмел поднять на нее взгляда и не стал противиться, когда служанка поставила вазу на место, отряхнула передник и сделала ему жест следовать за ней. Он чувствовал, как Кёпек-ага недобро смотрит ему вслед, но не оглядывался, чтобы не злить старика лишний раз. Диджле мучал стыд – и за собственную неуклюжесть, и за несдержанность, и за ссору с названным братом, который вел себя недостойно, но, возможно, лишь потому, что был европейцем.

- Ты поранился, - сказала Камила, когда почти проводила его до дверей. Ее метла сиротливо стояла у вешалки.

Диджле взглянул на локоть и пожал плечами. Синяки он за раны не считал.

- Если не торопишься назад, то можешь посидеть на кухне. Я дам тебе железную ложку.

- Зачем?

- Приложить к ушибу. Быстрей пройдет.

- Мужчине лучше знать, что делать, - наставительно сказал он девушке и взял нож. Забота была приятна, но ему не хотелось оставаться в доме ведьмы дольше нужного. – Ты – хорошая девушка. Найди себе другое место, в доме, где чтят приличия.

- А ты считаешь наш дом порочным? – донесся тихий голос с лестницы, и Диджле проглотил язык – сама ведьма спустилась к нему. Камила обернулась и почтительно присела перед госпожой. Совратившая названного брата сейчас была почти не накрашена, и на обычно гладком лице между бровями виднелась тонкая морщинка, будто женщина часто предавалась мучительным раздумьям. Одета она была в длинное платье, спадающее к ее ногам, точно расстегнутый халат богача, с глубоким вырезом, из которого виднелась грудь, и Диджле немедленно вспотел, потому что не мог оторвать от нее взгляда.

Ведьма быстро подошла к нему, подхватив юбки, и щелкнула краем веера по носу. Осман встряхнулся, как мокрый пес, и наконец-то взглянул ей в темные глаза.

- Я спросила: правда ли то, что ты сказал? – терпеливо повторила она.

- О чем? – глупо спросил Диджле, не в силах сообразить, что именно ее интересует.

- О женитьбе! – она почти зашипела на него и тревожно покосилась на Камилу. Верная служанка уже нарочито шумно подметала пол и чутко прислушивалась к звукам со стороны комнат Кёпек-аги.

- Я не привык лгать. Ты соблазнила моего брата. Он заявил, что женится на тебе. А я сказал, что тебя стоит убить, как распутницу.

Ведьма подцепила веером его подбородок и заставила поднять голову: ее нагота манила взгляд Диджле, будто разобранная постель – усталого путника.

- И ты бы смог убить меня? Поразить ножом в самое сердце? – она нарочито указала маленьким пальчиком на грудь, и Диджле стало совсем нехорошо. Он зажмурил глаза и отчаянно мотнул головой.

- Глупый мальчик, - грустно и искренне сказала ведьма. – Можешь не трястись – я прикрыла все, что тебя так смущает. Женщина создана для мужчины, и это надо принять.

- Для одного, - возразил Диджле, не открывая глаз. – Не для всех.