Граница

- Из птицы, - пояснил для него Лисица и закудахтал.

Диджле оторопело взглянул на него, а затем заулыбался в бороду, когда понял, к чему была эта пантомима. Лисица глядел, как они жуют: София – жадно, осман – нарочно медленно, но на душе у него царила тревога. Даже если разбойников переловят всех до одного, еще остается Шварц и Бог весть сколько подручных. За себя он не волновался, но спокойствие дома господина Вильгельма Дома было ему дорого, не хотелось, чтобы по его вине что-то случилось с Анной-Марией. Слова Софии о награде будоражили кровь, но Лисица решил, что от нее придется отказаться, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимания. О спасении баронессы будет гудеть весь город, так пусть героем станет осман – ему это нужней, чтобы заслужить благосклонность общества.

Когда они доели, Лисица посадил Софию к себе на закорки. Диджле глядел на них неодобрительно, но возражать не стал – он видел, что девица устала и идти дальше не сможет.

Извилистый ручей делал большой крюк, но Лисица упрямо шел вдоль него, чтобы не подниматься в лес и не заблудиться там. Один раз ему показалось, что он слышит вдалеке грубый смех и крики, но вряд ли разбойники были дураками, чтобы возвращаться среди бела дня с награбленным. На месте их главаря он бы днем отсиделся где-нибудь в горах, поделил добычу, ненужное бы выкинул, и только потом, ночью вернулся бы к логову. Но то ведь он, а то – эти, неразумные.

К вечеру они вышли наконец под мост на тракте, и, когда они поднялись, София потребовала спустить ее на землю – мягкая пыль казалась ей лучше гальки. Лисица снял девицу с облегчением – не столько она была тяжела, сколько непоседлива и избалованна: то она видела рыбу в ручье и просила остановиться, то пыталась вплести Лисице в косы листьев и веток, то вертелась, оглядываясь по сторонам, – и откуда у нее бралось столько сил на баловство? Диджле не проронил ни слова и шел из последних сил, на одном упрямстве, но как только они вышли на дорогу, он съежился и набычился, будто не ждал ничего хорошего. К счастью, судьба решила, что приключений им хватит, и на закате они благополучно добрались до города. Дороги к дому своего дяди София фон Виссен не знала, и Лисице пришлось нарушить сладкое уединение какого-то слуги и его смазливой девицы, чтобы задать ему этот вопрос. Вначале тот хорохорился, но после того, как увидел саблю на поясе, на эфес которой Лисица весьма эффектно положил ладонь, скис и неохотно поплелся проводить Софию, явно недоумевая, что понадобилось этим оборванцам у господ фон Бокков.

У ворот особняка они распрощались. София расстроилась, что Лисица оставляет их, но сделала вид, что ей все равно, а Диджле крепко обнял названного брата и после объятий приложил руку к сердцу и поклонился в пояс.

- Два раза я должен жизнь, - торжественно сказал он. – Я отдам.

- Там видно будет, - серьезно ответил Лисица. – Надеюсь, что не придется.

Диджле не понял его, но значительно кивнул и добавил несколько слов на своей тарабарщине; Лисица услышал слово «Аллах» и понял, что осман благословляет его.

- Осторожность, брат, - добавил Диджле и беспомощно оглянулся на Софию, которая уже нетерпеливо поглядывала на дом. Баронессе наверняка хотелось сесть или даже прилечь, принять теплую ванну, чтобы смыть грязь и сырость пещеры и, конечно, поесть досыта, но Лисица задержал их еще на несколько минут, чтобы рассказать девушке, как найти разбойничье логово и убедиться, что она запомнила дорогу. Он не собирался показываться на глаза местным воякам, а баронессе так или иначе придется это делать. София послушно пообещала сделать все, что наказано, и с упреком добавила, что он мог бы быть погалантней и не бросать бедную девицу перед встречей с родными. Она укоризненно зыркнула на него большими глазищами и присела перед ним в шутливом полупоклоне, мол, «если вы не принимаете мою благодарность, возьмите ее хоть так».

- Я найду вас, если что, - с этими словами Лисица оставил их.

Глава 12

По дороге домой усталость окончательно подмяла его под себя, и Лисица то и дело зевал в кулак. Он хотел проскользнуть в дом незамеченным, но, как назло, прямо на пороге встретил Анну-Марию. Та остолбенела, увидев, в каком виде он вернулся, да еще и с саблей на боку, но пока не принесла чистой рубашки переодеться и не накормила Лисицу ужином на кухне, спрашивать ничего не стала, только то и дело тревожно хмурилась и даже отшлепала за мелкую провинность младшую сестру, любимицу семьи. На лисье счастье после ужина его позвал хозяин, который любил перед сном покурить и почитать вслух что-нибудь проникновенное, вроде Клопштока или безымянной поэмы анонимного автора о принце Ойгене Савойском, где всякий раз запинался на описаниях битв, чтобы громко высморкаться и напугать задремавшего слугу, и экзекуция с допросом отложилась до полуночи. К счастью, палач оказался неопытным и быстро сдался, сложив свои орудия пыток перед красноречием и поцелуями Лисицы. Милая девица тревожилась за него, и этому искреннему чувству трудно было противостоять.