Граница

Девица кинулась на него, целясь ногтями в лицо, но Лисица легко перехватил ее и сгреб одной рукой ее за шиворот, как нашкодившую кошку. Горбунья пыталась сопротивляться и вырвать запястья из его хватки, но потом ослабла, и по ее сморщенному лицу потекли злые слезы.

- Я не хочу делать тебе больно, - предупредил Лисица. – Где он?

Вместо ответа она изловчилась плюнуть ему на рубаху, и Лисица тряхнул ее.

- Ничего тебе не скажу! – прошипела девица, глотая слезы и сопли. – Ненавижу тебя! Твой осман стал одним из нас!

- Успокойся… - Лисица не успел закончить; горбунья рванулась так, что одежда затрещала, и до крови укусила его за ладонь. От боли и неожиданности он было отпустил ее, но успел перехватить сзади за талию и с усилием подтащил к двери, пока она царапалась и сопротивлялась. У выхода он отпустил и оттолкнул ее так, что девица не удержалась на ногах и упала прямо в груду платьев. Лисица быстро затворил за собой дверь и запер замок, пока горбунья не пришла в себя. Он с чувством выругался, рассматривая глубокий след от ее мелких зубов. Как бы не отравиться!

В ответ изнутри раздался глухой стук тела о дверь, и девица завыла так низко и протяжно, что невольно захолонуло сердце.

- Воры! – визгливо закричала она. – Проснитесь! Остолопы! Будь ты проклят! Ты пожалеешь, что не сдох!

Ее голос отражался от стен, и Лисица, придерживая саблю на боку, тихо вернулся в зал – драться с двумя разбойниками не входило в его планы. Тот, что лежал в жарком, зашевелился, не в силах сбросить с себя дремоту, но, похоже, он мог с ней справиться даже сквозь дурманное вино. Лисица еще раз выругался и оторвал от подола рубашки лоскут, чтобы связать негодяю руки.

Глава 11

Крики снаружи встревожили Диджле. В последнее время он был очень слаб, и только мысль о том, что он единственный защитник Софии, не давала ему соскользнуть в воды безумия. С ножом он теперь не расставался, и тюремщики просовывали скудные еду и питье через зарешеченное окошко в двери, опасаясь его ярости. София преданно ухаживала за ним, будто сестра или мать – перевязывала раны, рассказывала ему занимательные истории, иногда даже кормила, когда Диджле казалось, что он не может даже поднять руки. Она очень исхудала, но все еще не упускала возможности прихорошиться и улыбалась, как будто они сидели не взаперти по прихоти мерзавца, а добровольно решили испытать себя на прочность.

- Что это? – София была напугана и заинтересована. Она зажгла последнюю свечу, которую старалась беречь как можно дольше, и Диджле увидел на лице девушки тревогу.

- Не бойся ничего, - он дотронулся до ножа за поясом. – Живым я не дамся. И они не войдут.

- Может быть, нас пришли спасти? – в ее осипшем от сырости голосе звучала не надежда, но лишь тень ее. Диджле и сам уже не верил в то, что их кто-нибудь найдет в этой пещере. Он покачал головой, но София не заметила этого – она схватила оловянную плошку и принялась возить и бить ею по решетке; кричать у девушки, видно, не было сил, да и не могла бы она перекричать тот шум. Диджле подполз к ней и громко шикнул, чтобы она прекратила. Девица взглянула на него, как на мучителя, но все же опустила руки и прижала плошку к груди. Они замерли, прислушиваясь к звукам внешнего мира, пока не услышали шаги. Диджле вытащил из-за пояса нож, уже зазубренный от попыток расковырять дверь и стену, и приобнял девицу одной рукой, жестом приказывая ей отойти.

- Есть здесь кто-нибудь? – послышался смутно знакомый голос, и дверь еле дрогнула под сильным ударом ноги. – Если есть, то подай голос. Я ищу османа, но выпущу всех пленников.

София ахнула, но тут же послушно зажала себе рот ладонью по знаку Диджле. «Это ловушка, - вялая мысль родилась в его сердце, чтобы тут же исчезнуть, - они опять искушают меня».

- Я слышу чье-то дыхание, - предупредил их незнакомец. – Или тебе отрезали язык, бедолага?

В замке заскрежетал ключ, потом еще один, и, наконец, дверь отворилась. Из последних сил Диджле прыгнул, пытаясь поразить незнакомца…

…и Лисица оторопел, когда ему под ноги вывалился нерадивый осман: оборванный, грязный и отощавший, как бродячий кот. С трудом можно было узнать в этом грязном комке темных жестких волос и посеревшей одежды того, кого ему уже однажды пришлось спасти. Диджле перевернулся на спину, выставив перед собой нож, и в глазах у него стояла такая ненависть, что Лисица отступил на шаг. Девка соврала, и это к лучшему.

- Эй, Усман! Это я, не признал? – спокойно произнес он и опустился на колени рядом.

- Все ложь! – неожиданно просипел тот по-немецки. Диджле близоруко щурился в полумраке пещеры и то и дело косился в ту сторону, где бесплодно рыдала и сыпала проклятья горбунья. – Ты – греза. Сон.

- Я пришел увести тебя, - терпеливо повторил Лисица и приподнял его за плечи. – Но нам нужно торопиться.