Граница

Анна-Мария молча глядела на него. Если бы она плакала или кричала, гораздо легче было бы наплести ей с три короба, но взгляд у нее больше, чем прежде, напоминал взгляд олененка, приученного есть с человеческих рук. Она перебирала складки на рукаве его рубахи, осторожно, медленно, будто боялась порвать. Из-под чепца выбилась непослушная прядь, которая никак не желала ложиться в девичью косу, и Лисицу кольнула домашность и привычность облика возлюбленной, с которой придется расставаться надолго.

- Мне нужно будет завтра уйти, - наконец сказал Лисица. Анна-Мария не изменилась в лице, только чуть ссутулилась, будто ей на спину взвалили тяжелый камень, да взгляд стал ускользающим, рассеянным.

- Уйти? – переспросила она после долгого молчания. – За тобой охотятся?

- Нет.

Она закусила губу и опустила голову, но теребить ткань рубахи не перестала.

- Это ненадолго, - добавил Лисица. – Месяц, два. Может, три. Мне нужно уладить кое-какие дела, прежде чем я смогу вернуться.

- Ты придумал это нарочно, - Анна-Мария не спрашивала, утверждала. – Чтобы я не волновалась. Я просто тебе надоела.

Она с вызовом вскинула голову. В ее глазах стоял страх, перемешанный с обидой и неверием, и Лисица покачал головой.

- Какая ты все-таки глупенькая, - ласково сказал он, но Анна-Мария нахмурилась. – Ты самая замечательная девушка, которую я видел: умная, красивая, хозяйственная. Я вернусь, обещаю тебе.

Лисица отстранился от нее, снял с себя отцовский крест и вложил его в девичью ладонь.

- Чтобы ты поверила, - пояснил он, не отнимая руки. – Это моя единственная память о доме. Он охранял меня в самые темные дни. Теперь он твой, пока я не вернусь.

Анна-Мария в замешательстве взглянула на серебряный крестик; подобного жеста она не ожидала, и покраснела еще гуще.

- Извини, - почти беззвучно прошелестела она, и на ладонь Лисице капнула горячая слеза.

- Не надо плакать, - он вытер ей веки пальцами, но по ее лицу потек настоящий ручей, и сколько Лисица ни шептал ей ласковых слов, сколько ни обнимал, успокоилась Анна-Мария не сразу. Она больше не глядела ему в глаза, и как только он отпустил ее, бросилась вон из комнаты, сжимая крестик в ладони. Лисица с тоской посмотрел ей вслед: вот как оставить ее, такую беззащитную и доверчивую, совсем не похожую на цепких столичных девиц?

От самого себя стало тошно, и это чувство никак не желало проходить: взгляд Анны-Марии мешался с высокомерными словами красавицы о вони, и, пока Лисица готовился к ночному бодрствованию, он никак не мог выкинуть из головы ни одно из этих воспоминаний. Диджле же, разомлевший после сытной еды и молитвы, принялся рассыпаться похвалами дому и хозяевам, и каждое его слово, точно укол шпаги в беззащитную плоть, сильно ранило Лисицу.

Половину ночи они собирались в дорогу: Диджле, скрестив ноги, шил из старого тряпья сумку через плечо, как показал ему названный брат; сам же Лисица разделил деньги на четыре неравные кучки: первая из них, не слишком большая, предназначалась для Анны-Марии, вторая, маленькая, - им на еду и ночлег, третью он отдал Диджле с наказом спрятать и никому не говорить о ней, а четвертую – оставил себе; если получится так, что невольно придется расстаться с османом, то никто из них не пропадет. Монеты ярко блестели при свете огня, и Диджле с беспокойством косился на них. Он не спрашивал, откуда Лисица их достал, но на его лице было написано явное недоумение.

На рассвете, когда они вышли из дома, у самого начала дороги их догнала Анна-Мария. Диджле смущенно отвернулся, когда она, не стесняясь немногочисленных в этот час приезжих, взяла Лисицу за руку и тревожно на него посмотрела.

- Я буду ждать тебя, - просто сказала Анна-Мария. – Вот, возьми.

Ее пальцы дрожали, когда она надела ему на мизинец простое стальное колечко, до боли знакомое, и Лисица нахмурился. Подарок показался ему дурным знаком, хоть он и не был суеверен.

- Откуда ты его взяла?

- Нашла в тот день, когда встретила тебя, - ответила она, отворачиваясь. – Уходи же! А то я сейчас опять заплачу.

Лисица неловко поцеловал Анну-Марию в щеку, и девушка крепко обняла его, чтобы в следующий миг разжать объятья и, не оборачиваясь, не прощаясь, уйти.

- Она тебя любит, - Диджле чуть не свернул себе шею, оглядываясь ей вслед. – Но недостойно девице так вести себя. Ты должен взять ее в жены.