Граница

- А раз так, то пошли. Я устрою тебя переночевать, - про себя Лисица подумал, что легче это сказать, чем сделать, - а с утра нам верно придется отправиться в путь.

Диджле кивнул, и Лисицу кольнуло разочарование от его безмолвного согласия.

- Мы уедем ненадолго, - добавил он тихо. - Через неделю вернемся сюда, но на этот раз уже с именем, деньгами и в ином виде.

- Это самозванство? – осман подозрительно взглянул на него.

- Ничуть. Я вернусь под своим настоящим именем и одетым, как подобает. Тебе все-таки придется лишиться своих живописных лохмотьев и бороды, но зато можешь молиться и говорить на своем языке, сколько влезет.

- Не понимаю, - проворчал Диджле, и по его лицу было видно, что он не на шутку расстроен предстоящими переменами. – Ты мог приезжать достойным человеком раньше. Честному не надо зваться чужими именами.

- Долгая история, - Лисица взвалил на плечо сапоги. – Я позже ее тебе расскажу.

Глава 16

Он привел османа в дом отца Анны-Марии, когда вся семья садилась ужинать. Хозяин чуть не подавился кашей, когда увидел Диджле, но тот столь почтительно поклонился, что невольно расположил его к себе. Османа накормили теми же кушаньями, что подали к общему столу, но, к удовольствию обеих сторон, подали ему отдельно, на кухне. Во время молитвы мысли Лисицы были далеко от благодарственных слов, обращенных к Богу; он размышлял о будущих делах и отчего-то невольно тревожился, хотя, казалось бы, сотню раз ему приходилось уходить из обжитых мест, чтобы никогда не возвращаться. Одновременно он думал и о минувшем, и в душе творилась сумятица – будто неожиданно пришлось взглянуть в зеркало, но вместо собственного отражения в нем появилось нечто иное.

Тяжелый запах свечи из животного жира повис над столом, и к нему примешивался прогорклый аромат подгоревшего лука. Сегодня разговорчивостью не отличался и сам господин Дом, и ужин прошел в полном молчании. Анна-Мария нарочно не глядела в сторону Лисицы, и по ее беспокойно поджатым губам и ускользающему взгляду он понял, что она-то, в отличие от отца, к слухам об османе прислушивалась и теперь пыталась догадаться, откуда Лисица его знает. После того, как тарелки опустели, хозяин серьезно поблагодарил Господа еще раз за дневную пищу и ушел наверх, чтобы написать перед сном нужные письма, пригрозив, что завтра ему нужно будет поговорить с Иоганном о важных вещах. При слове «завтра» Анна-Мария вздрогнула, точно одержимая дурными предчувствиями, и быстро принялась собирать грязную посуду, чтобы замочить ее на ночь.

Диджле постелили на кухне, но осман обрадовался и этим растопил сердце суровой хозяйки. На ломаном немецком он сказал, что привык спать на полу, и европейская кровать для него – мука. Анна-Мария так внимательно его слушала, что он невольно разговорился и, кажется, вызвал у девицы сочувствие злоключениями, выпавшими на его долю. Их разговор Лисица слушать не стал – перед сном ему надо было еще принести воды на утро и проверить: все ли в лавке убрано и заперто. В полутьме лавки ему нравилось: иной раз пискнет и зашуршит мышь, из темноты к ногам прыгнет кот-крысолов, от образцов тканей, тщательно вклеенных в книгу, приятно пахнет новизной и одновременно слежавшейся бумагой. От фонаря на пол падали причудливые тени, и именно здесь, ночью, в чулане среди безмолвных тканей, они часто любили друг друга с дочерью хозяина.

Анна-Мария вышла из задней двери бесшумно, и Лисица сразу почувствовал ее напряжение, будто она умела читать чужие мысли, и теперь они жгли ее изнутри. Она глядела на него исподлобья, как ребенок, который со страхом ждет плохих новостей, но доверчиво позволила себя обнять и прижалась к Лисице в ответ.

- Ты опять занимаешься чем-то тайным, - первыми ее словами оказался упрек. – Даже отец уже заметил.

- Странно, что он не заметил ничего другого.

Девица покраснела и смутилась.

- Я и не думала, что буду одной из библейских распутниц, - голос у нее чуть-чуть дрожал, как тонкая перекладина над ручьем, и Лисица слышал, что говорить ей было нелегко. – Я думала, сохраню себя до свадьбы, чтобы не следовать французским обычаям.

- Ты отнюдь не распутница.

- Откуда ты взял османа? – неожиданно спросила она. – Сначала возвращаешься грязный с саблей, теперь босой с настоящим османом… Это ведь тот самый, который спасся от разбойников?

Лисица пожал плечами, что могло означать и да, и нет одновременно. Сейчас надо было сказать ей прямо, что он собирается уйти на рассвете, чтобы вернуться когда-нибудь, но Анна-Мария сегодня была так тиха, так кротка и беспокойна, что язык не поворачивался расстроить ее. Но и трусливо убегать под покровом ночи Лисица не мог. Не было сил.