Граница

- А кто такой Пройссен? – с любопытством спросил Уивер. – Я даже не знаю, кого якобы убил! Все, что помню, мы пили, а потом он обозвал меня птичьим доктором, и явился еще кто-то… - он высоко поднял брови и после минутной паузы с сожалением продолжил. – Нет, не помню, кто это был. Но вино оказалось вкусным. А потом я пришел в себя под забором, и меня тут же заломали.

Он опять запнулся о князя и чертыхнулся. Честер заботливо оттащил его к стене, где было побольше соломы, и приложил ухо к его груди.

- Слабо, но дышит, - с удовлетворением заметил он. – Ну и шишка у него на лбу! Кто его так?

Йохан вздохнул.

- Я.

- Не думал, что вы будете выяснять отношения на кулаках, господин барон! Но все-таки, кто такой Пройссен?

- Мерзавец, - коротко ответил Йохан. Говорить в присутствии Герхарда ему не хотелось.

Через час Уивер выдохся и обиделся на неразговорчивость своих собеседников. Цепной Пес прислонился затылком к стене и, кажется, задремал; Йохан изредка многозначительно хмыкал, когда Уивер делал долгую паузу в своем монологе. Лисица думал о другом: о Диджле, который остался один-одинешенек в чужом доме, о Вяземском и о том, что стоило удостовериться: он ли убийца, прежде чем вламываться в дом к казначею, о баронессе Катоне, которая наверняка порадуется, когда узнает, что он в тюрьме… Нет, отсюда надо было выбираться любой ценой. К черту этот проклятый город!

Йохан встал и ощупал кованую дверь. Она крепко была вделана в стену, и ни выбить ее, ни взломать замок изнутри было невозможно.

- Как здесь приносят еду? – поинтересовался он, не оборачиваясь.

- Вы уже проголодались, господин Неженка? Скажу по правде, насчет одного раза я преувеличил, – Уивер обрадовался, что с ним заговорили. – В первый раз кормят где-то на рассвете, во второй – после шести вечера, когда дважды стреляет пушка. По праздникам приносят еще в полдень. Кормят отвратно: помои и вода на завтрак, помои с водой на ужин, а на десерт – вода с помоями. По правде, у меня даже начали болеть суставы от вечной воды и снаружи, и внутри. Одна радость, что Бог уберег меня от чахотки – здесь она должна развиваться стремительно.

- Я спрашивал, как.

- Ну… По двое, кажется. Они волочат большую такую бадью с крышкой, ставят ее у двери, потом отпирают, и надо протянуть им миску… Я свою держу под окном, чтобы тараканы вымерзли, пока лакомятся объедками. Жаль, с клопами так не выходит.

- По двое… - протянул Йохан. – А поганое ведро?

- Некоторые заключенные носят его сами, - любезно пояснил Уивер. – Но это которых можно выпускать. Лично для меня всегда приходили солдаты. Они совсем не понимают шуток, как вы, а здесь слишком тесно, чтобы уворачиваться от собственных нечистот. К счастью, все-таки они так добры, что на следующий день отводят помыться холодной водой.

- Я слышал про римского папу.

- Да? – Уивер захохотал. - Видел бы ты, Фризендорф, какое глупое было у моего допрашивающего лицо, когда он прочел мою подпись! Он-то уже думал, что я во всем сознался, даже в том, чего не делал. Знаешь, даже пытку стало легче переносить, хотя в этом здесь мастера нашлись! Соль после плетей, медленное поджаривание, подвешивание на цепях – теперь на моей спине можно печь венские вафли, и они будут нужной формы!

- Тебе не убежать одному, мальчишка, - негромко заметил Герхард, вновь переходя на латынь. Он широко распахнул глаза и внимательно следил за каждым движением Йохана. – Вы, два дурачка, стоите друг друга.

- Уж не ты ли хочешь сбежать отсюда, чтобы не вскрылись твои преступления? – Йохан искоса посмотрел на него.

- Я не так глуп, чтобы бежать. Мне виселица не грозит.

- Тогда молчи. И не вздумай даже заикнуться страже.

- Не угрожай мне, - предупредил его Герхард. – Даже если ты вырвешься из камеры, как ты выйдешь из замка? А если ты выйдешь из замка, то тебя тут же схватят, потому что тебе некуда будет бежать.

- Какое тебе до этого дело? Сегодня Рождество, значит, солдаты будут пьяны.

Но в чем-то Цепной Пес был прав. Капитан не дурак, и при известии о побеге Лисицы первым делом под подозрение попадет осман, у которого остались все его вещи. Нечем даже заплатить за карету, а в таком виде Йохана остановит первый же патруль, и любой влах с радостью сдаст его властям.

- Потому что ты можешь мне пригодиться, - очень тихо заметил Герхард. – Ты испортил мою работу. У тебя есть шанс исправить сделанное.

- А я? – вклинился в беседу Уивер. – Если вы собираетесь бежать, то я не останусь. Мне как-то не хочется висеть на суку или где тут, в этих диких местах, вешают, если есть шанс сбежать. Пусть лучше убьют при побеге! Это будет веселей.

Герхард поморщился, как от зубной боли.

- Я уже сказал, что бежать не собираюсь, - холодно сказал он. – И советовал бы понизить голос. Кроме того, это не твое дело, англичанин. Если только этот не возьмет тебя с собой.

- Он возьмет, - без уверенности возразил Уивер. – Как не взять?