Граница

Никто не откликнулся. Ханна пристально вглядывалась через свое смотровое окошечко вперед, в бегущую под колеса дорогу, остальные погрузились в свои думы или напряженно ждали окончательного разгула стихии, и им явно было не до разговоров. Джефферсон передернул плечами – а что еще он мог поделать в этих обстоятельствах? Теперь он уже считал, что здесь, под защитой Этана, ему лучше, чем было бы в торговом центре. Вмонтированный в затылок крохотный аппарат больше не беспокоил жгучими уколами, и ему казалось, что теперь – или хотя бы в данный момент – он находится вне ее досягаемости, и это главное, а небольшая гроза – сущие пустяки. И все же… вон как туго приходится Ханне сейчас, автобус ползет по шоссе со скоростью всего миль пятнадцать в час, ехать быстрее мешает густой желтый туман, в который они окунулись на большой высоте, где с одной стороны дороги теснятся островерхие скалы, а с другой, за дорожными ограждениями, скрываются бездонные пропасти, способные без следа поглотить и простого человека, и этого звездного мальчишку.

– Послушай, Этан! – окликнул он сидящего позади парня.

– Да? – отозвался тот.

Этан был занят тем, что мысленно наблюдал за сайферским разведчиком, который продолжал фиксировать его местоположение, невзирая на то что на границе космического пространства большие корабли обеих сторон вели боевые действия.

– Эта гроза естественного происхождения? Или их рук дело?

– Естественного, – ответил Этан. – Просто их боевые действия нарушили прежний баланс атмосферных процессов. И интенсивность всех бурь и гроз теперь во много раз возросла.

«Интенсивность… возросла, – подумал Джефферсон. – Дети так не говорят. Так выражается тот… то засевшее в нем чуждое существо. Откуда оно знает наш язык? Наверное, просто читает мысли мальчишки, – решил он. – Чуждое существо, прилетевшее к нам без всякого звездолета, вошло в тело мертвого… Звучит фантастически. Впрочем, не более фантастически, чем… Она. Или Муравьиная ферма. Или Микроскопические луга».

Про Берта Рэткоффа он старался думать как можно меньше. А тут вдруг вспомнил, как тот однажды сказал: «Мне кажется, что меня выпотрошили и напихали внутрь чего-то другого».

«Бедный, тупой придурок», – подумал Джефферсон. Рэткофф, скорее всего, и сам не знал, что с ним сделали, а сейчас для него этот кошмар позади, так что… да, у него теперь все хорошо.

Джефферсон поскреб бороду. Руки его были свободны. Несколько часов назад между ним и Дейвом произошел разговор.

– Послушай, мне надо пописать. Хочешь, чтобы я надул прямо здесь, или на минутку остановишь автобус?

– Неплохая мысль, – откликнулась Ханна. – Мне тоже надо сходить. Почему не остановиться, пока есть возможность, да и остальные, думаю, тоже не прочь размяться.

И Джефферсон сказал Дейву:

– Может, снимешь наручники? Или подержишь мне сам?

Один за другим они подходили к обрыву и видели лежащие среди сгоревших деревьев внизу обломки разбившегося реактивного истребителя Военно-воздушных сил Соединенных Штатов.

От очередной вспышки молнии Джефферсон вздрогнул – она ударила совсем близко. Погода здесь, высоко в горах, совсем взбесилась. Он старался поменьше думать и про Регину, и про людей на Муравьиной ферме. Им он уже ничем не мог помочь. Наверное, они все погибли, тела их вышвырнули в космическое пространство или просто бросили там, где они встретили смерть. Интересно, что лучше? Ему очень хотелось бы получить хоть маленькую возможность помириться с Региной, растолковать ей все, чтобы она поняла: ведь он человек непростой, одаренный талантами, от таких людей бессмысленно ждать, чтобы они жили как все люди, эти глупые бараны, быдло. Нет, он не такой, как все, он должен иметь свое тепленькое место под солнцем, должен брать от жизни все, что ему нужно, такой уж он уродился, и этого не изменить. Но увы… слишком поздно. Может быть, тот самый день, когда она чуть не выстрелила ему в затылок, для объяснений был самым подходящим, думал он. И он не сидел бы сейчас в этом автобусе, слушая рев нарастающей бури, страдая от проклятого зуда в заросших бородой щеках, вместе с этим непонятным мальчишкой, который ведет их бог знает куда. Он надеялся, что Регина умерла быстро. Прекрасная была женщина, просто не понимала, что дарами, которыми он обладал, надо пользоваться. Он надеялся, что, когда ее выбросили в безвоздушное пространство, она умерла мгновенно, ведь он по-своему любил ее. Способен ли он прослезиться при мысли о ее кончине? Этого он не знал, да и думать о ней долго не собирался; в конце концов, если она мертва, то, как и Берт Рэткофф, сейчас пребывает в лучшем мире, а вот он все еще здесь и в полном дерьме.