Граница

Существо внутри его любовницы-горгоны, сильное, как человеческая рука, принялось доить его. Щупальца извивались и хлестали по заду. Он их ни разу не видел, но отчетливо себе представлял. Она оказалась достаточно деликатна, чтобы убирать их подальше, когда заканчивала с ним игру. Выжав из него все, что можно, мясистая доилка отпустила его, и, находясь в расслабленном состоянии полудремоты, он подумал, не используют ли они его семя для того, чтобы скрещивать человека с… но с чем же? Впрочем, теперь это совершенно не важно, поскольку, хотя он и боялся этого существа и, когда она призывала его к себе с помощью какого-то имплантированного ему в затылок приспособления, приходилось бежать в туалет и блевать от страха, надо признаться, думал он, отдыхая и с удовольствием вспоминая акт, давалка она потрясающая.

Прежде он спал с кем попало, даже с такими уродинами, которым надо бы прикрывать рожи пакетом. Эта якобы женщина, по крайней мере, красива и всякий раз другая, меняет цвет кожи, волос и глаз и всегда проделывает с ним такие фокусы, что он кончает как жеребец. Он ей нравится. И что же в этом плохого?

Такие мысли мелькали у него в голове, пока она не отсылала его назад, и он снова возвращался к реальности, в свой дом на муравьиной ферме, снова блевал в унитаз в своем муравьином туалете, стаскивал с себя одежду, которая всегда попахивала горелым, и заползал в свой угол. Оставался там, сидя с пустыми глазами и дрожа, словно никак не мог отойти после ужаснейшего кошмарного сна, пока Регина не кричала ему: «Ну хватит, вставай уже, свинья!» Или еще чего похуже.

– О мой Джефферсон!

Обнаженный, он лежал на спине в скомканной постели с закрытыми глазами. Он открыл их. Комнату тускло освещали свечи. Она стоит рядом с кроватью, снова в элегантном черном халате с золотом. По лицу ходят тени, но глаза так и сверкают. А может, это все ему кажется… хотя зрачки, похоже, кроваво-красные. Он подумал, что обличье ее начинает таять.

– У нас есть для тебя одно задание, – сказала она.

Он даже не шевельнулся, только слушал, еще слишком слабый, выжатый как лимон.

– Случился один… – она замолчала, быстренько ища подходящее слово, – инцидент. Четыре земных часа назад.

Она что, стала выше ростом? Или крупнее? Грозное привидение, безжалостное и холодное, как бесконечный мрак Вселенной. Казалось, сейчас все это воплотилось в ней. И голос… множество голосов в одном, множество звуковых диапазонов и отголосков, множество призрачных мнимостей, скрывающихся друг за другом.

– Мы нуждаемся в твоей помощи, – сказала она и, не дождавшись ответа, резко продолжила: – Ты нас слышишь?

– Да, – отозвался он, снова испугавшись. И чтобы она – или они? – поняла, что он ее внимательно слушает, повторил, хотя смотреть в ее сторону ему очень не хотелось: – Да, слышу.

– Нас очень беспокоит некий… как это у вас называется… мальчик. Он помог нашим врагам. И мы хотим побольше узнать об этом… мальчике. Найдешь его и приведешь к нам.

– Что? – переспросил Джефферсон и сел на кровати.

Он все еще пребывал в несколько сумеречном состоянии, но не утратил способности следить за тем, что она говорит. Глаза ее с красными зрачками – теперь, кстати, снова вертикальными щелками, – казалось, висели в воздухе сами по себе над большим и странно бесформенным телом в халате, который тоже стал другого размера, подходящего к случаю, и жуть охватила его, пробирая до самых печенок.

– Мальчик? Какой мальчик?

– Ты должен отвечать на наши вопросы, – отозвался многоголосый хор. – Он сейчас прибился к другим из вашей породы. Они оберегают его. А ты… – снова пауза, снова она искала нужное слово, – мастер убеждать. Ты можешь вырастить у них доверие.

«Войти к ним в доверие», – мысленно поправил он ее.

– Да, – сказала она. – Именно так.

– Я не… я не понимаю… о чем вы…

– Понимаешь, прекрасно понимаешь. Пробейся сквозь их защиту. Доберись до мальчишки. Возложи на него свои руки и доставь его к нам.

– Я… не могу… послушайте… послушайте же… Если для вас это так важно, почему не сделаете это сами?

– Для этого важного дела, – ответила она, – требуется участие человека. Мы здесь… как это вы говорите… уязвимы. Мой милый Джефферсон, у тебя прекрасно получается все, что ты делаешь. Ты очень… – снова несколько секунд пауза, поиски слова, – искусен. Возложи на него руки, плоть на плоть. И приведи его к нам.

– Привести его к вам? Но как это сделать?

– Дорогу мы берем на себя. Мой милый Джефферсон, как ты дрожишь! Не бойся, мы будем тебя охранять.

– Как? – Он помотал головой, не обращая внимания на болезненное устройство, которое ему внедрили в затылок. – Я не могу это сделать! Вы говорите… что хотите послать меня… туда? Но там же идет война!

Неужели она сейчас раздраженно вздохнула, как человек? Но ответ ее прозвучал холодно: