Граница дозволенного

— А как же ее хваленая независимость? — Возмущение полыхает у меня в груди под стать рдеющим на закатном солнце холмам. — Отличный способ переложить вину на другого. Ты ведь не настолько наивен, чтобы поверить? Она закрутила роман с банкиром, потому что захотела. — Я злюсь, не желая принимать роль главной виновницы. Не я разрушила их семью, все началось до меня, я была лишь следствием. — Ты не из-за меня ее разлюбил. Ты хотел ее разлюбить, она наверняка хотела того же. Вы оба запутались в сетях супружеской измены и искали предлог, чтобы освободиться от брака. И нашли. Идеальный, кстати, предлог.

Бернардо с улыбкой кладет мне руку на плечо.

— Ты же знаешь, как у меня плохо с причинно-следственными связями. Марте так удобнее, она выходит чистенькой и перед людьми, и перед детьми: «Муж мне изменил, и я его бросила». — Он энергично машет рукой. — Мне без разницы, пусть говорит что хочет. Мы с ней чужие — она всегда была мне чужой, только теперь можно не мучить себя совместной жизнью с ней.

— Ты женился на чужой тебе женщине?

— Когда мы познакомились, я был в некотором раздрае. Она меня пригрела, легла со мной в постель, а потом прибрала к рукам.

— Тогда что с вами такое происходит? — Я оборачиваюсь к нему, изумляясь все больше. — Вы вините в своих поступках кого угодно, кроме себя. Только не говори, что для тебя ее измена стала неожиданностью, будешь выглядеть идиотом.

— Пусть идиотом, но так и было.

— Бедняга.

На этот раз, как ни странно, обходится без оскорбленной гримасы. Вместо нее возникает печальная всепрощающая улыбка, будто Бернардо нравится, когда его жалеют.

Почти у самого дома, заметив, что мой гость все-таки мерзнет, я предлагаю ему выпить горячего чаю и переодеться. В гардеробной остались кое-какие вещи Эсекьеля.

— Наденешь его свитер, ничего?

— Ничего. — Бернардо поджимает губы.

Я открываю двери шкафа, в который не заглядывала с самого приезда, и меня окутывает запах Эсекьеля. Он по-прежнему здесь. Схватив свитер без высокой горловины, я поспешно захлопываю дверцы и отхожу. Бернардо с покорным видом утепляется. Я думала, он приехал с прицелом на секс, но тогда он бы прямо сейчас начал приставать, а раз надел свитер, значит, точно не хочет оставаться со мной полуголым один на один.

Мы садимся пить чай. Что мне ему рассказать? О своей жизни после нашего расставания? Про Соединенные Штаты? Признаться, что встречаюсь с Роке (больше года, а не пару месяцев, как я соврала сестре)? Бернардо снова интересуется моими делами, но мне особенно нечего ему поведать, тем более что расходились мы с Эсекьелем мирно. Упоминаю про приезд сестры и про убежденность моих близких и дальних родственников в том, что именно из-за него, Бернардо, я развелась.

— А это не так?

— Ни в коем случае. Мы об этом уже говорили в саду.

Он кажется искренне разочарованным.

— Однажды в мотеле ты, раззадорившись, начала фантазировать про нашу совместную жизнь — домечталась до того, что мы бы смотрели твои любимые передачи, у тебя была бы собственная мастерская, мы спали бы обнявшись до самого утра… А сейчас тебе проще делать вид, будто ты развелась из-за бытовых проблем, а не любовной интриги?

— Каждый защищается по-своему, — отвечаю я беззлобно. В какой-то степени он прав. — Мне удобнее так, чем переваливать вину на других.

— То есть Эсекьель не виноват?

— Не больше, чем я.

— Лукавишь, Амелия. Ты всегда говорила, что он импотент, что он тебя не хочет, что с самого начала не удовлетворял тебя в постели.

— Это не снимает вины с меня. Можешь не верить, но — кто знает? — скорей всего именно я его расхолаживала. Он сам не раз мне на это намекал, с другими женщинами у него вроде бы осечек не случалось. Его пугала моя требовательность.

— И ты в это веришь?

— Мы попали в порочный круг. Чем больше Эсекьель охладевал, тем сильнее я его донимала и тем активнее выражала недовольство.

— То есть все-таки ты винишь его…

— Вот зануда!

За этим старым садовым столом в конце февраля 2005 года мы с Эсекьелем впервые отважились на откровенный разговор о нашей проблеме. Я уже восемь месяцев крутила с Бернардо. Мы закончили проект, чертежи ушли к строительным фирмам на время проведения тендера, и я уехала на две недели сюда, к морю, наконец выкроив время для отпуска. Бернардо тоже отправился к себе в Майтенсильо, с женой и детьми. Пару раз мы тайком встречались в его машине на уединенной дороге, терявшейся в холмах на подъездах к Пучункави. Бернардо предпочел бы заявиться сюда, но мне эта мысль не нравилась: по утрам приходила домработница, а еще был Сезар и сосед, который, как и все соседи, любил совать нос в чужие дела. Начни ко мне наведываться мужчина, косых взглядов не оберешься. В результате мы перепихивались, словно подростки, на заднем сиденье, потому что Бернардо нужно было возвращаться к родным.