Граница в огне

Из заставы застрочил пулемет, и в бойнице левого блокгауза засверкали огоньки. Это Галченков короткой, предупредительной очередью пересек дорогу шагах в десяти перед Скачко. Пограничник как бы говорил, подсказывал этими выстрелами, что в парламентерах застава не нуждается и что подходить к ней не следует.

Немец-лейтенант сразу отпрянул за бугор. Попятился назад и Матвей Скачко.

— Я не пойду. Я боюсь, — сказал он и опустил флаг.

— Иди! Гражданского не тронут!

— Не пойду! Ищите себе другого.

— Марш! Ты австрийский солдат! Я тебя мобилизовал! — и лейтенант поднял свой никелированный «вальтер».

— Совесть мою ты мобилизовать не можешь, — хмуро и уже по-украински ответил Скачко и повернулся, направляясь в село.

— Русская свинья! — закричал лейтенант и разрядил в затылок «парламентера» обойму пистолета.

Из окон заставы хорошо видели взметнувшийся над бугром белый флаг. Лейтенант столкнул ногой бьющееся в предсмертных судорогах тело крестьянина в канаву и, потрясая пистолетом, крикнул, оборачиваясь к своим солдатам:

— Вперед!

* * *

На этот раз застава была атакована с тыла. Фашисты предполагали, что с этой стороны у нее нет укреплений. Подрывая гранатами колючую проволоку, прячась за развалинами бани и конюшен, ведя огонь из автоматов, они поползли двором.

Лежа на втором этаже, Максяков принялся поливать их сверху из ручного пулемета. Чтобы видеть весь двор, Максяков распростерся на двух матрацах и удобно лежал, широко раскинув ноги, изредка чуть-чуть приподнимаясь над краем подоконника. Поодаль, у стенки, с дисками наготове, притаился Зикин. Людям, ведущим огонь из окон здания, помогали с флангов станковые пулеметы и стрелки.

У другого окна сидел сержант Герасимов, с четырьмя бойцами. Возле него лежало два ящика гранат. Еще с вечера, правильно рассудив, что во время атаки некогда будет заряжать гранаты, Герасимов заложил в них запалы и поставил каждую на предохранительную чеку.

Как только фашисты вбежали на крыльцо заставы, Герасимов выдернул в одной из гранат предохранительную чеку и бросил ящик с гранатами.

Огромной силы взрыв потряс здание. Куст сирени около крыльца мгновенно обуглился. Фашисты, оробев, бросились назад. Восемнадцать раненых взрывами гранат фашистов осталось около крыльца. Убегающих догоняли, пули пограничников. Всего во время этой атаки было убито сорок семь гитлеровцев.

Такое мирное с виду здание заставы, вместе с ее на редкость удобными естественными рубежами, представляло собою маленькую крепость.

Атака эсэсовцев быстро захлебнулась.

Из слухового окна чердака Лопатин увидел, как под старым вязом, около усадьбы Григория Турского в Ильковичах, немцы установили орудие. Закрытое плетнем и линией бугорков, оно было видно лишь с чердака. Лопатин вспомнил, что кирпичное здание заставы ниоткуда не просматривалось так хорошо, как от плетня усадьбы Турского. Стоит противнику чуть-чуть выкатить пушку из-за плетня на открытую позицию, и они могут ловить в прицел любое окно заставы. Не раз, подходя к заставе по ровному лугу, Лопатин уже издали видел вросший в холм дом с глубокими прочными подвалами, с алым флагом над крышей и радовался тому, что застава расположена на таком выгодном бугре, господствующем над местностью. Однако сейчас он понимал, что, каково бы ни было расположение заставы, как бы ни были прочны ее стены, гарнизону прежде всего не хватало артиллерии.

«С пулеметами против пушек много не навоюешь!» — думал он и, чтобы напрасно не терять людей, приказал всем бойцам покинуть верхние этажи здания.

Когда снаряды начали рваться подле дома и поражать его стены, разбрасывая кирпичи и подымая облака розоватой пыли, в комнатах уже никого не было. Некоторые бойцы перешли в ходы сообщения, другие спустились в подвал к раненым и женщинам, готовые каждую минуту запять свои места в блокгаузах и ячейках для одиночной стрельбы.

5. «ГОСТИ» НА МОТОЦИКЛАХ

Кислый запах взрывчатки вползал в подземелье, где молча сидели бойцы и женщины с детьми, прислушиваясь к обстрелу.

— Ответить бы немцам, да нечем! — заскрежетал зубами Никитин.

— Чесануть их пулеметами разве? — сказал боец Егоров с перевязанным глазом. Он был ранен вблизи места гибели Сорокина. Пуля задела веко и переносицу, глазное яблоко хотя и было ушиблено, но осталось целым. Глаз только вспух и не раскрывался.

— Перевод патронов, — ответил Никитин. — Начальник правильно делает, что боя с артиллеристами не принимает. Они за щитом почти в безопасности, а нам патроны для живой силы нужны, для отражения штурма.

— Тише, братцы! — сказал Зикин. — Будто бить перестали.

Все прислушались. И впрямь, на дворе стало тихо.

В это время, громко стуча сапогами по выщербленным от времени ступенькам, в подвал вбежал Косарев.

— Все, кроме раненых, наверх! — закричал он.

Обгоняя один другого, бойцы выбежали из подвала, Косарев, прижавшись к стене, давал им дорогу.

— А раненые разве не люди? — проворчал Егоров, беря автомат. — Хоть один глаз на баркас, другой — на шаланду, все равно постреляем! — и медленно, степенно поднялся наверх вслед за дежурным.