Гражданская поэзия Франции

Они разъярены, глаза у них горят.
Гадюка-ненависть шипит и точит яд,
Свивается в кольцо и шарит в их лачуге.
Их маленькая дочь дрожит в слезах, в испуге.
Муж и жена орут — им не до детских слез.

«Откуда ты?» — «Молчать!» — «Откуда черт принес?

Бездельник, погоди, издохнешь на соломе!» —
«Сама, как барыня, лентяйничаешь в доме!» —
«Ты в кабаке гулял?» — «Любовник твой ушел?» —
«Ребенка пожалей, он голоден и гол!» —
«А ты для дочери и рук не замарала!» —
«Где пропадал весь день?» — «Сама ты где шныряла?» —
«Ступай назад в кабак!» — «Пляши среди тряпья!
Безбожницей растет и доченька твоя!» —
«Из-за тебя и мать лежит в земле, старуха!
Кровь на тебе, бандит!» — «Срам на тебе, ты шлюха!»

А между тем закат жилье позолотил,

Окно и низкий свод нежданно осветил,
Но гнусная чета двойной марает грязью
Уродливость души и тела безобразье,
Все язвы заголив без страха и стыда,
И все вокруг нее — унынье и нужда.
Висит на скошенном окошке занавеска.
А грязное стекло полно такого блеска,
Что в этот миг — в мечтах неведомо о чем
Прохожий ослеплен сверкающим лучом.

1841

СТАТУЯ

Катилась римская империя во мглу.
Погибший Карфаген сквозь пламя и золу
   Желал и ей расплаты срочной.
Все, что в ней славилось, разбилось в пыль и прах.
Кончался мощный мир в полуночных пирах,
   Еще надменный и порочный.

Он был богат и пуст, и тщетно попирал

Своих бесчисленных рабов. Он умирал,
   Не слыша собственного стона.
Вино, да золото, да кровь в конце концов,
Да евнухи взамен державных мудрецов,
   Да Тигеллин взамен Катона.[11]

То было зрелищем не для людских очей.

Отшельники пещер в глубокой тьме ночей
   О нем раздумывали глухо.
В теченье трех веков господствовала тьма.
Народы слышали, что катятся грома
   Над трижды проклятой разрухой.

Лень, Роскошь, Оргия, и Ненависть, и Спесь,

И Скупость, и Разврат изнемогали здесь,
   Вытьем вселенную наполнив.
Ударила гроза во мглу их сонных век,
И на мечах семи архангелов навек
   Остался слабый отблеск молний.

А Ювенал — поэт безумных этих дней —

Стал ныне статуей, сверкает соль на ней.
   Он страж полуночного храма.
К подножью голому не ластится трава.
И в сумрачных глазах читаем мы слова:
   — Я слишком много видел срама.

1843

НАПИСАНО НА ЭКЗЕМПЛЯРЕ «БОЖЕСТВЕННОЙ КОМЕДИИ»