Греческая эпиграмма

Только весна твоя пела медовосладкие песни,
Звонкий лебедя зов слышался только от уст —
Вот уж тебя и погнала по валким зыбям Ахеронта
Мойра-судьба, госпожа прялки и веретена!
Песен прекрасный труд подсказал нам, благая Эринна, —
Ты не погибла: поет голос твой средь Пиэрид!

68. ТО ЖЕ

Этот лесбийский сот — Эринны! А если и мал он, —
Музы налили его медом своим до краев!
Триста этих стихов равны по значенью Гомеру,
Хоть девятнадцать годов было Эринне всего.
Даже из страха пред матерью, сидя за пряжей непрочной,
Или за ткацким станком, Музам служила она.
Так же как лучше Эринны Сапфо в лирической песне,
Так же Эринна в стихах эпоса лучше Сапфо.

69. ЭПИТАФИЯ РАБУ

И под землею тебе, господин мой, верен пребуду,
Я, как и прежде, твоих милостей не позабыл.
Трижды ты указал, больному, мне путь исцеленья,
Ныне же ты предложил этот пригодный мне кров.
Ты написал, что Ман я и перс по рожденью. Спасибо!
Я пожелаю тебе слуг еще лучших иметь!

70. ЭПИТАФИЯ УБИТОМУ

Путник, если придешь в лозою обильную Фтию,
В град древнейший придешь, что Фавмакией зовут,
Молви всем, что, минуя дубраву Малеи пустынной,
Холмик Дерксия ты, сына Лампона видал.
Шел он как-то один, направляясь в дивную Спарту,
Сзади внезапно напав, воры сгубили его.

71. НЕСОСТОЯВШЕЕСЯ СВИДАНИЕ

«Здравствуй, красотка!» — «Привет!» — «А кто впереди... Там?» — «Неважно!»
«Дело есть у меня»! — «Это моя госпожа!»
«Можно надеяться?» — «Да». — «Сегодня ночью?» — «Что дашь ты?»
«Золото!» — «О, хорошо!» — «Вот!» — «Это мало... Отстань!»

72. МЕЧТА ЮНОШИ

Ветром хотел бы я стать, чтоб, гуляя по берегу моря,
Ты на открытую грудь ласку мою приняла.

73. ТО ЖЕ

Розой хотел бы я быть, чтоб, сорвавши своею рукою,
Место на белой груди ты ей, пурпурной, дала.

74. ДВА БЛАГОВОНИЯ

Шлю тебе мирру, и это-немалая честь благовонью:
И без него ты сама благоуханна всегда.

Приложения

H. A. ЧИСТЯКОВА ГРЕЧЕСКАЯ ЭПИГРАММА

Привычное слово «эпиграмма» неизменно вызывает в памяти краткое насмешливо-едкое стихотворение, уничижительно разоблачающее кого-то или что-то. Такую эпиграмму издавна знали на Руси. В конце XVIII-начале XIX в. она была особенно популярна. Так писал о ней Е. А. Баратынский:

Окогченная летунья,
Эпиграмма хохотунья,
Эпиграмма егоза
Трется, вьется средь народа
И завидит лишь урода —
Разом вцепится в глаза.

Однако не всегда эпиграмма была насмешливой и сатирической. Подобный характер она приобрела окончательно лишь в Риме в начале нового тысячелетия — к тому времени, когда имела уже примерно тысячелетнюю историю.

Местом рождения и длительной жизни эпиграммы была Древняя Греция, где ее появление связывалось с распространением первой алфавитной письменности в конце IX — начале VIII в. до н. э. (эпиграмма в переводе означает «надпись»).

Надпись всегда делается на чем-либо, и первоначально эпиграммы возникли как надписи на любом мемориальном предмете, которому предстояло вечно жить в человеческой памяти. В первую очередь такими предметами оказывались подношения богам; несколько позднее — могильные памятники (надгробия и стелы).