Греческая философия

О первом субстрате, или первом подлежащем, как мы увидим далее, в наибольшей мере являющемся субстанцией, говорится, таким образом, в нескольких смыслах: это и материя, и форма, и сочетание материи и формы. Но Аристотель подчеркивает, что форма первее материи и сочетания материи и формы, что она обладает большей реальностью, чем последние (Метафизика Z, 3, 1029 а 2)· Лежащая в основе природа, уточняет Аристотель, познаваема по аналогии: "как относится... материал и бесформенное <вещество> еще до принятия формы ко всему обладающему формой, так и она относится к сущности..." (Физика I, 7,191 а 9-12). Важно также подчеркнуть, что форма и материя могут быть разделены логически, но не реально: форма стола существует только в некоторой материи (дерево). Так, по крайней мере, обстоит дело в природном мире. В небесном пространстве существует особая материя, некий пятый элемент (потому и названный впоследствии "квинтэссенцией", у Аристотеля же, согласно позднейшим свидетельствам, именовавшийся "эфиром"); материя эта - ни вода, ни огонь, ни земля, ни воздух. В сущих, состоящих из такой материи, форма, возможно, отделима.

Понятно, что субстанция, будучи природным сущим, подвержена становлению. Изменения, которые может претерпевать субстанция, движение, субъектом которого она бывает, определяются ее материей и формой, хотя сама субстанция остается единой, получая множественные характеристики. Как уже говорилось, отличительная черта субстанции - ее способность, оставаясь самотождественной, принимать противоположности. "...Сущность принимает противоположности, подвергаясь изменению" (Категории, 5, 4 а 34). Наличия либо отсутствия одной из противоположностей может быть достаточно, чтобы произошло изменение ( Физика I, 7,190 b 7-8).

Однако в отношении своей сущности субстанция не может ни принимать противоположности, ни претерпевать количественное изменение; при этом субстанция может возникать и исчезать (Сократ не может быть не-человеком или быть человеком в большей или меньшей мере, но он рождается и умирает).

Все, что допускает определение, имеет сущность. Единство сущности, выражаемое определением, - это единство субстанции. Аристотель подчеркивает, что единство субстанции обеспечивается не связыванием или составлением материальных частей (они вторичны по отношению к "сути бытия"), а тем способом, каким создается единство составляющих, или сущностных атрибутов, - рода и видов. Это единство реализуется через последовательность степеней определенности, как, например, когда переходят от категории "живое существо", относительно неопределенной, к более определенной категории "двуногое". Полное определение субстанции должно некоторым образом существовать до перечисления ее сущностных составляющих. В этом вопросе Аристотель явно не приемлет платоновский метод дихотомии, устанавливающий виды через двухчастное деление внутри каждого рода. В 4-й главе книги Ζ Метафизики (посвященной, как и 5-я и 6-я главы, определению) Аристотель уточняет, что возможно лишь определение субстанции, а не того, что приписывается субъекту как предикат: определение (horismos/ὁρισμός) имеется... там, где оно есть обозначение чего-то первичного [обозначение tode ti /τόδε τι]; а таково то, о чем говорят не так, как в тех случаях, когда одно сказывается о другом <привходящим образом>" (4, 1030 а 9-11). Словесная формулировка, указывающая, что означает имя, т. е. указывающая, что такой-то атрибут принадлежит такому-то субъекту, не есть в собственном смысле ни определение, ни суть бытия. Следовательно, можно отметить, что определение, как и сущность (сущность в полном смысле слова - это субстанция и определенное нечто, а в производном смысле - каждая из категорий), имеет несколько значений: "и суть бытия, так же как сущность, принадлежит первично и прямо субстанции, а затем всему остальному; в последнем случае это будет суть бытия не в прямом смысле, а суть бытия такого-то качества или количества" (4,1030 а 28-32)[8].