В изобразительном искусстве Орфею отводили более скромную роль, нежели в поэзии. Особо выделяются четыре сюжета. Первый: смерть поэта от рук фракийских женщин и изображение оторванной головы. Второй: пребывание Орфея в подземном царстве без Эвридики; подспудно подчеркивается могущественность музыки Орфея в мире мертвых – в противовес ее способности непосредственно спасти Эвридику. Другая визуальная группа вновь показывает Орфея как музыканта, на этот раз в безмятежный момент игры перед увлеченно слушающими животными. Популярный формат для демонстрации таких сцен – мозаика. Наконец (и гораздо реже) встречаются изображения Орфея, Эвридики и Гермеса – наиболее известны римские копии скульптурных рельефов, греческие оригиналы которых восходят к V веку до н. э. В одном из особо трогательных примеров Орфей только что обернулся, а Гермес, будучи проводником душ мертвых, уже протягивает руку к Эвридике, собираясь проводить ее обратно в подземное царство. Невзирая на столь впечатляющие образцы, основная часть художественных изображений говорит о том, что сцены, показывающие Орфея без Эвридики, снискали у мастеров б
Голова Орфея. Аттическая краснофигурная гидрия. Ок. 440 г. до н. э.
Antikenmuseum Basel und Sammlung Ludwig. Photos Antikenmuseum Basel und Sammlung Ludwig.
Мастер Ганимеда. Орфей играет на лире в царстве мертвых. Апулийская амфора. 330–320 гг. до н. э.
Antikenmuseum Basel und Sammlung Ludwig. Photos Antikenmuseum Basel und Sammlung Ludwig.
Орфей и животные. Римская мозаика. Палермо. III в. н. э.
Photo akg-images / Erich Lessing.
Стоит упомянуть последний аспект классической истории Орфея: его особое положение на пересечении религии и литературы. Будучи певцом, попавшим в мир мертвых, он обрел знания, недоступные простым смертным; благодаря этому Орфея можно увидеть в большом количестве примеров теогонической и эсхатологической поэзии, содержание которых разительно отличалось от традиционной поэзии того же Гесиода. Особое внимание в этих поэмах уделялось Дионису, которого, предположительно, убили и съели титаны, впоследствии наказанные за это Зевсом (он поразил их ударом молнии). Из их праха не только появилось человечество, но и возродился Дионис. Вполне логично, что подобные «орфические» тексты использовались адептами вакхических мистических культов. Что же касается эсхатологии, то и здесь так называемые «орфические» тексты вошли в реальные ритуальные практики. Жрецы, известные как «орфеотелесты» («посвящающие в орфические таинства»), ходили от двери до двери, для убедительности нося с собой внушительные образцы «орфической» литературы. Они обещали благополучное пребывание в следующем мире тем, кто совершал соответствующие ритуалы в мире нынешнем. Эти странствующие «торговцы загробной жизнью» неизменно подвергались насмешкам. Пример, пропитанный особой едкостью, мы находим в трагедии Еврипида «Ипполит»: в ней Тесей высмеивает лицемерную пуританскую мораль своего сына Ипполита, связывая его с орфиками – группой шарлатанов, которые растрачивают свои силы на «пустые» тексты, вакхические ритуалы и, предположительно, даже на вегетарианство[446]. Несмотря на столь презрительное отношение, существование скитающихся орфиков подтверждает весомый авторитет их номинального главы – безотносительно каких-либо связей с Эвридикой.
Гермес, Эвридика и Орфей. Мраморный рельеф. Ок. 420 г. до н. э.
Museo Archeologico Nazionale, Naples. Photo Dmitriy Moroz / Alamy Stock Photo.
В раннехристианском восприятии образа Орфея присутствует фундаментальная двойственность. С одной стороны, в нем можно видеть чародея, обладающего необъяснимой сверхъестественной властью над животными и окружающим пространством. В связи с этим теолог Климент Александрийский (II – III вв. н. э.) называл Орфея и других «музыкантов-колдунов», вроде Амфиона и Ариона, мошенниками, которые, «губя жизнь доверчивых под прикрытием музыки, в искусном шарлатанстве неистовствуя на их погибель, справляя бесчинства, обожествляя скорбь… первые привели людей к идолам»[448], [449].
С другой стороны, было в Орфее и нечто от Христа. Прежде всего, оба, как считалось, спускались в царство мертвых: только Орфей сделал это, дабы спасти Эвридику, а Христос оказался в аду после распятия для того, чтобы спасти души праведников (так называемое «сошествие в ад», описанное отдельными христианскими авторами). Не менее важна аналогия между Орфеем, приручавшим животных, и христианским образом Доброго Пастыря. Она часто подчеркивалась иконографически, в частности через присутствие определенных птиц и животных (голубей, овец), которые имеют особое значение в идеологии христианства.