Греческие календы

"Больше, много больше... — не желая кривить душой хотя бы перед самим собой в такой опасный момент, подумал Октавиан. — Мне бы еще два года или хотя бы один год! — улыбаясь, словно ни в чем не бывало Планку и, поднимая кубок за его здоровье, напряженно прикидывал он. — Я поразил бы всех, убедив в искренности своего стремления возродить республику! Я возвратил бы блеск заросшим паутиной храмам, издал законы, которые вернули бы уважение и незыблемость римскому браку. И патриции сами отвернулись бы от этих крикунов! Но нет, боги не дают мне времени на такой путь.Как ни намечал я поспешать, не торопясь, больше медлить нельзя. Ни одного дня..."

В самый разгар полуночного спора поэтов с Меценатом и захмелевшим Мунацием Планком он оставил гостеприимный дворец и на утро, дождавшись в своем скромном доме прихода Агриппы, изложил ему новый план.

— Больше сорока лет в Риме не проводилось ценза, так? — пытал он Марка, силящегося понять, куда на этот раз клонит его друг.

—Так...

— Это только усиливает хаос и беспорядки, которые царят в столице, верно?

—Безусловно.

— И народ только поблагодарит тех, кто возьмется, наконец, за проведение ценза?

—Конечно!

—Так вот мы с тобой и проведем его!

— Мы?! — Агриппа поморщился, мысленно представляя, сколько времени займет эта бесконечная волокита со списками и цифрами. — Но, Цезарь, у нас что — мало других дел? Зачем нам эта морока, оставим ее цензорам!

— А затем, — перебил друга Октавиан, — что от плебса и всадников мы на законном основании сможем добраться до сената и основательно прочистить его! Никто не посмеет усомниться в искренности наших намерений, все же знают, что за войны сенат разросся в безобразную толпу и своей численностью превысил разумные пределы! Тысяча сенаторов!

Куда это годится? Нет, никто не рискнет остановить нас, если мы заявим, что очистим сенат от недостойных людей, которые попали в него, скажем, за взятки или по знакомству, и кого уже открыто во всем Риме называют замогильными сенаторами!

— Значит, надо убрать этих замогильных? — с готовностью уточнил Агриппа, словно речь шла о привычной для него боевой операции.

Октавиан усмехнулся, глядя на него.

— Да! Если, разумеется, они относятся к числу наших недругов!

— Но разве отцы-сенаторы позволят нам чинить расправу над невинными?

— Невинными? — засмеялся Октавиан. — Да разве есть среди них хоть одна душа, не замешанная во взятках, подкупах избирателей или воровстве в провинциях? Поэтому вместо того, чтобы заступаться за этих, как ты говоришь, "невинных", они сами будут топить друг друга или, в лучшем случае, сидеть молча, дрожа от страха, чтобы их самих не погнали! А мы этим и воспользуемся...

Получить разрешение провести ценз, как и предполагал Октавиан, друзьям-консулам не составило особого труда. Для этого специальным указом им была дарована цензорская власть, и они сразу же приступили к работе.

Никогда Октавиан не трудился с таким упоением, никогда еще не подгонял как себя, так и других, и уже через несколько недель можно было приступать к составлению нового списка сената.

Придя в курию одним из первых, он с трудом удерживал усмешку, видя, как потерянно переступают порог и рассаживаются, не борясь, как обычно, за лучшие места, сенаторы. На лице многих ясно читалась уверенность в том, что они присутствуют на своем последнем заседании.

Несколько сенаторов, имена которые Агриппа выкрикнул первыми, не вызвали ни одобрений, ни порицаний. Сенаторы дружно проголосовали за них. Это были патриции из лучших родов, ничем не запятнавшие себя в гражданской войне, как на стороне Марка Антония, так и на стороне Октавиана.

Оставив их в списке, Агриппа произнес имя человека, который, как было известно всему городу, стал сенатором за несколько сотен тысяч сестерциев, нажитых во время голода в столице:

—Публий Каниний Сур!

Это сообщение было встречено гулом возмущенных голосов. Но никто не торопился начинать обсуждение.

—Публий Каниний Сур! — громче повторил Агриппа, обводя хмурым взглядом притихших сенаторов.

—Да что там обсуждать — оставляем! — послышался чей-то неуверенный голос.

Агриппа перехватил кивок Октавиана и тоном, каким привык распоряжаться в боевых походах, отрезал:

—Остается в списке! Следующий — Геренний Клар!

—Достоин! Честнейший сенатор! — раздались уверенные голоса.

—Оставляем!

Октавиан с недовольством покосился на сенаторов, одобривших кандидатуру его давнего врага, и жестом велел Агриппе подождать.

И тут, начиная понимать, в какую сторону дует ветер, ожили "замогильные" сенаторы.

Один за другим они стали подавать голоса:

—Недостоин!

—Долой из списка!

—Кто это говорит! — начали вскакивать с мест противники Октавиана. —Замогильные сенаторы?!

—Сами вы замогильные!

— Один ваш Клар чего стоит! Или напомнить, сколько денег вывез он из одной только Нумидии?

—Да тебя за такие слова...

—А тебя? Мы все помним, как ты хотел сделать Марка Антония римским царем!

Наблюдая за перебранкой сенаторов, Октавиан невольно провел ладонью по груди, где под тогой был надет панцирь, и кивнул Агриппе: пора!