Греческие календы

— Мне надоели твои вечные шуточки! — вспыхнула Ливия. — Или ты с сегодняшнего дня начинаешь жить так, как этого требует твое положение, или...

— Или? — поднял глаза на жену Октавиан. и, не дождавшись ответа, как обычно, обнял ее на прощание и вышел из дома.

Через час он уже был в курии, в которой, несмотря на раннее утро, его дожидался в полном составе весь сенат.

— Делайте свое дело! — растирая палец, онемевший на холоде, приказал он жрецам, совершавшим перед началом каждого заседания жертвоприношения.

Мелькнул в воздухе каменный топор.

Октавиан внимательно осмотрел поданные ему на блюде внутренности жертвенного животного, сполоснул руки в тазу и громко объявил:

— Боги благоприятствуют проведению нашего сегодняшнего заседания. Да будет оно успешно, благополучно и счастливо!

Произнеся положенную в таких случаях фразу, он долгим взглядом обвел сенаторов и начал подготовительную речь:

— Уважаемые отцы-сенаторы! Сограждане...

Он говорил о своих заслугах в спасении отечества от смут, жаловался на ослабевшее в последнее время здоровье и тяготы верховной власти и встречал понимающие и сочувственные взгляды. Но когда завел речь о том, что ему невмоготу оставаться на этой высоте, куда занесла его судьба, в курии поднялся недоуменный шумок.

Он усилился, едва Октавиан стал просить передать власть лучшим гражданам Рима, более достойным, справедливым и мудрым, чем он. А когда стал давать советы тем, кого должны были выбрать отцы-сенаторы, как лучше управлять государством, началось такое, что он вынужден был замолчать.

Напрасно Агриппа призывал сенаторов к тишине.

Все без исключения выражали свое отношение к заявлению Октавиана. Те, кто был посвящен в его планы — восхищались его хитростью, другие, принявшие слова за чистую монету — намерением. Остальные, кто уже ненавидел республику за ее постоянные смуты и разбой в стране требовали, чтобы Октавиан не смел отказываться от власти, а наоборот, предлагали... усилить ее.

Несколько раз Октавиан порывался продолжить чтение речи, но каждый раз его останавливали крики:

— Возьми всю власть в свои руки!

— Не смей отказываться, этим ты погубишь себя и всех нас!

— Город захлестнут разбойники!

— Государство — новые Марии и Суллы!

— В конце концов, нас всех одолеют варвары!

Смахнув воображаемую слезу, Октавиан поднял руку, прося тишины, и простояв так минуту, торжественно сказал:

— Благодарю вас, отцы-сенаторы... Но, повторю — власть тяготит меня. Особенно мой империй, я даже не знаю, на какой срок дана мне эта высшая военная власть...

—Бери ее на пять лет! — выкрикнул кто-то.

—На десять!

Октавиан сделал вид, что задумался. Сенаторы наперебой принялись уговаривать его.

— Предлагаю выдавать телохранителям Цезаря двойной оклад, чтобы он имел надежную охрану!

—А я требую, чтобы его называли Ромулом в честь царя-основателя Рима!

— Ромулом?— встряхнулся Октавиан. — Никогда! Восстановив республику, я отказываюсь принимать титулы и звания, не согласные с ее строем! И если я когда-нибудь превзойду вас, то только авторитетом, достичь которого надеюсь своими заслугами перед отечеством!

— Тогда присвоим Цезарю почетный титул "Август"! — выкрикнул, поднимаясь с места, Мунаций Планк, и сенаторы согласно закивали:

—Август! Август!

—Воздать ему почести, как, спасителю римского народа!

—Немедленно утвердить это законом!

—Агриппа, начинай голосование!

После принятия указов заседание было закончено.

Слух об отказе Октавиана от власти, опережая его согласие остаться императором, в считанные минуты разлетелся по всему городу.

Когда он, устав отвечать на многочисленные вопросы льстивых сенаторов, добрался до дома, Ливия встретила его тревожным вопросом:

— Гай Октавиан, скажи... это правда?

—Конечно! — усмехнулся Октавиан, требуя, чтобы ему подали его обычный ужин — влажный сыр, отжатый вручную, и сушеные яблоки с винным привкусом.

- Какой сыр? Какие яблоки?! — останавливая повара, возмутилась Ливия. — Ты хоть понимаешь, что наделал?! Ты подумал обо мне с Тиберием?

—Конечно! — знаком приказывая повару подать ужин, снова усмехнулся Октавиан.

—Но, Октавиан!

—Да! Кстати, можешь отныне называть меня просто Августом — "великий", "возвеличенный богами" или "подателем благ", — как тебе больше нравится толковать это слово.

—Великим?! — пробормотала Ливия. — Подателем благ?..

—Именно! И вели-ка подать мне ретийское вино.

Машинально отдавая повару распоряжение, Ливия хотела подробно расспросить мужа обо всем, что произошло в курии, но в это время за дверью послышался стук.

—Гости?.. Или..., — забеспокоилась Ливия, — снимают твое оружие?

—Нет! — успокоил жену Август и небрежно добавил: — Всего лишь украшают дверные косяки нелюбимого тобой дома лавровыми ветвями, а над дверью прикрепляют венок из дубовых листьев!

—Венок за гражданское мужество?!* — не поверила Ливия.

—Да! — принимаясь за еду, невозмутимо ответил Август. — Понимаешь, сенат посчитал, что я спас государство и всех наших сограждан!

—Так ты теперь... царь?!