Грегорианец. Четвёртый

В первые минуты она была готова отвергнуть их. Гордость и достоинство её были так глубоко уязвлены, что она не могла сразу забыть обиду. Но, поддавшись уговорам придворных дам, в конце-концов, постаралась сделать вид, будто начинает забывать о случившемся. Император, воспользовавшись этой переменой, сообщил ей, что в самом ближайшем будущем предполагает дать большой бал.

Бал представлял собой редкость для, что при этом известии, как и предполагал кардинал, последний след обиды исчез. Она спросила, на какой день назначено празднество, но император ответил, что на этот счёт еще нужно будет сговориться с кардиналом.

Так и прошла неделя.

На восьмой день после описанных событий кардинал получил зашифрованные файлы, отправленные из Роклэнда и содержавшее только следующие:

«Я достала их. Не могу выехать, потому что у меня не хватит денег. Вышлите мне половину полноценного кредита, и, получив его, я через четыре или пять дней буду в Гранже».

В тот самый день, когда кардинал получил послание, император обратился к нему с обычным вопросом о дате бала.

Лау Гише посчитал по пальцам и мысленно сказал себе:

«Она пишет, что приедет через четыре или пять дней после получения денег. Всего, значит, десять дней. Нужно принять в расчёт что единственный шаттл находится далеко, скрытый от посторонних глаз. Только на нём можно появиться в Империи Рош и её столичной планете, а всякие досадные случайности… Предположим, двенадцать дней…»

– Ну как же, герцог? – поторопил император.

– Да, ваше величество. Сегодня у нас двадцатое. Городские старшины устраивают третьего празднество. Всё складывается великолепно. Никто не подумает, что вы идете на уступки императрице.

Помолчав, кардинал добавил:

– Не забудьте, накануне праздника сказать императрице, что вы желали бы видеть, к лицу ли ей планетарное ожерелье.

* * *

Кардинал уже вторично в разговоре с императором упоминал об планетарном ожерелье. Валтимора поразила такая настойчивость, и он решил, что за этим советом кроется тайна.

Не раз чувствовал себя обиженным по той причине, что Гише, имевший превосходную полицию, оказывался лучше осведомленным о семейных делах императора, чем сам император. На этот раз Валтимор решил, что беседа с Жанной Гранжирской обязана пролить свет на какое-то обстоятельство, непонятное ему. Он надеялся затем вернуться к кардиналу, проникнув в какие-то тайны, известные или неизвестные ему. И в том и в другом случае это должно было поднять престиж в глазах его министра.

Легг Валтимор пошёл к императрице и, по своему обыкновению, начал разговор с угроз, относившихся к её приближенным. Жанна слушала, давая излиться потоку, в надежде, что должен же наступить конец. Но не этого желал император. Он желал ссоры, в пылу которой должен был пролиться свет, и безразлично какой. Он был убежден, что у кардинала есть какая-то затаенная мысль и что он готовит ему одну из тех страшных неожиданностей, непревзойденным мастером которых он был. Его настойчивые обвинения привели его к желанной цели.

– Ваше величество, – не выдержала Жанна Гранжирская, выведенная из терпения смутными намеками, – почему вы не скажете прямо, что у вас на душе?

Император не нашелся сразу, что ответить на такой прямой вопрос. Он подумал, что сейчас самое время сказать те слова, которые должны были быть оказаны только накануне празднества.

– Сударыня, – проговорил он с важностью, – в ближайшие дни будет устроен бал. Я считаю необходимым, чтобы вы, из уважения к нашим славным старшинам, появились на этом балу в парадном платье и непременно с планетарным ожерельем, которые я подарил вам. Вот мой ответ.

Ответ этот оказался ужасен. Жанна подумала, что императору известно всё и что он только по настоянию кардинала был скрытен всю эту неделю.

Такая скрытность, впрочем, была в характере императора, и императрица страшно побледнела, оперлась о маленький столик своей прелестной рукой, сейчас казавшейся вылепленной из воска. Глядя на супруга глазами, полными ужаса, она не произнесла ни слова.

– Вы слышите, сударыня? – спросил император, наслаждаясь её замешательством, хоть и не угадывая его причины. – Вы слышите?

– Слышу, – пролепетала императрица. – Но на какой день назначен бал? – спросила Жанна.

Валтимор почувствовал, что ему не следует отвечать на этот вопрос. Её голос походил на голос умирающей.

– Весьма скоро, – ответил император пожимая плечами. – Но я не помню в точности числа, нужно будет спросить у кардинала.

– Значит, это его высокопреосвященство посоветовал вам дать бал? – сверкнула глазами императрица.

– Да. Но к чему этот вопрос? – с удивлением спросил Валтимор.

– И он же посоветовал вам напомнить мне об планетарном ожерелье?

– Именно, – подтвердил император, идя к выходу. – Надеюсь, вы исполните просьбу.

Императрица сделала реверанс, не столько следуя этикету, сколько потому, что у нее подгибались колени.

Император остался очень довольный покинув супругу.

– Это конец! – прошептала императрица. – Погибла! Кардинал знает всё.

Это он натравливает на меня супруга, который пока еще ничего не знает.