– А именно?
– Пока его высокопреосвященство стал бы искать меня в Гранже, я снова отправился бы и разузнал бы, что сталось с моими тремя спутниками. Право, они заслужили этот знак внимания с вашей стороны.
– Совет хорош и завтра я поеду.
– Завтра! А почему не сегодня же вечером?
– Сегодня меня задерживает в Гранже неотложное дело.
– Ах, юноша, юноша! Какое-нибудь мимолетное увлечение? Повторяю вам, берегитесь! Женщина погубила всех нас в прошлом, погубит и в будущем. Послушайтесь меня, поезжайте сегодня же вечером.
– Это невозможно.
– Вы, стало быть, дали слово?
– Да.
– Ну, это другое дело. Но обещайте мне, что если сегодня ночью вас не убьют, то завтра вы уедете.
– Обещаю.
– Не нужно ли вам денег?
– У меня еще есть пятьдесят сотых кредита. Полагаю, что этого мне хватит.
– А у ваших спутников?
– Думаю, что у них должны быть деньги. Когда мы выехали из Гранжа, у каждого из нас было в кармане по семьдесят пять.
– Увижу ли я вас до отъезда?
– Думаю, что нет, разве только будет что-нибудь новое.
– В таком случае, – счастливого пути.
– Благодарю вас.
И Дартин простился с Вельером, более чем когда-либо растроганный его отеческой заботой о Клериках.
Он по очереди обошел квартиры друзей. Ни один из них не возвратился. Их слуги также отсутствовали, и ни о тех, ни о других не было никаких известий.
Дартин осведомился бы о молодых людях у их любовниц, но он не знал их. Проходя мимо казарм, он заглянул в боксы техников, и ангар личного транспорта Адептов. Три лайтфлая из четырех были уже доставлены. Повергнутый в изумление, Пращ как раз проверял и чистил их, и два из них были уже готовы.
– Сударь, – он обрадовался, увидев Дартина, – как я рад, что вас вижу!
– А что такое? – спросил молодой человек.
– Доверяете вы господину Бон, нашему хозяину?
– Я? Ничуть не бывало.
– Это хорошо, – облегчённо вздохнул биотехнос.
– Но почему ты спрашиваешь?
– Потому что, когда вы разговаривали, я наблюдал за вами, хотя и не слышал слов, и знаете что, он два или три раза менялся в лице.
– Да ну?
– Вы этого не заметили, потому что были заняты мыслями о полученном письме. Я напротив, был встревожен странным способом, каким послание попало к нам в дом, и ни на минуту не спускал глаз с его физиономии.
– И какой же она тебе показалась?
– Физиономией предателя.
– Прямо вот так?
– К тому же, как только вы, простились с ним и скрылись за углом, Бон запер дверь и побежал по улице в противоположную сторону.
– В самом деле, Пращ, ты прав. Всё это кажется мне подозрительным, но будь спокоен, мы не заплатим ему до тех пор, пока все не объяснится самым решительным образом.
– Вы все шутите, но погодите и увидите сами.
– Что делать, чему быть, того не миновать!
– Так вы не отменяете своей вечерней прогулки?
– Напротив, чем больше я буду сердиться на Бон, тем охотнее пойду на свидание, назначенное мне в том послание, которое так тебя беспокоит.
– Ну, если ваше решение…
– …непоколебимо, – договорил грегорианец. – Итак, в девять будь наготове здесь, в казарме. Я зайду за тобой.
Видя, что никакой надежды убедить хозяина отказаться от задуманного предприятия нет, Пращ глубоко вздохнул и принялся чистить третий флайт. Что касается самого Дартина, по сути говоря, весьма осторожного молодого человека, то он, вместо того чтобы вернуться домой, отправился обедать.
Глава 14. Немного тайны о друзьях…
В девять часов Дартин был у казарм и нашел Праща в полной готовности. Четвертый лайтфлай уже прибыл. Биотехнос был вооружен рельсотроном и малым рельсовиком, однозарядными по обыкновению и техническим параметрам оружия.
У Дартина была уже шпага, а не палаш и за поясом рельсовика. Они сели на транспорт и бесшумно отъехали, установив автопилоты техники на групповое движение. Было совершенно темно, и их отъезд остался незамеченным. Пращ ехал сзади, на расстоянии десяти шагов от своего господина.
Пока они находились в городе, биотехнос почтительно соблюдал дистанцию, которую сам для себя установил, но, по мере того как дорога делалась все более безлюдной и более темной, он постепенно приближался к своему господину, так что при въезде в лес естественным образом оказался рядом с молодым человеком. Мы не станем скрывать, что покачивание высоких деревьев и отблеск лун в тёмной чаще вызывали у него живейшую тревогу. Дартин заметил, что с его слугой творится что-то неладное.
– Ну-с, что это с вами? – спросил он.
– Не находите ли вы, что леса похожи на церкви? – вдруг выдал сравнение биотехнос.
– Чем же это?
– Да тем, что и тут и там не смеешь говорить громко.
– Почему же ты не смеешь говорить громко? Потому что боишься?
– Да, боюсь, что кто-нибудь нас услышит.
– Что кто-нибудь нас услышит? Но ведь в нашем разговоре нет ничего безнравственного, и никто не нашёл бы в нем ничего предосудительного.
– Хм, сударь! – продолжал Пращ, возвращаясь к главной своей мысли. – Знаете, у этого Бон есть в бровях что-то такое хитрое, и он так противно шевелит губами!
– Какого дьявола ты вспомнил сейчас о Бон?
– Человек вспоминает о том, о чем может, а не о том, о чем хочет.
– Это оттого, что ты трус.