Грех совести

– Откройте немедленно рот! – тихо и сквозь зубы процедил рыжий, уставившись прямо в ее глаза, которые от звука густого баса сквозь зубы автоматически растопырились сами. Практически, они оказались так близко друг от друга, прямо глаз в глаз. Алла сидела чуть дыша и смотрела в каждый его облезлый глаз поочередно, но никакого сочувствия в них не было, только злость и отчаянная готовность к членовредительству. Ее членовредительству!

– ММммм – замотала она головой, сжав рот поплотнее, отчего губы стали в гусиную гузку.

– Я сказал, откройте рот, – повысил он голос.

– ММмммм – усиленно замотала она головой еще сильнее, вытаращив глаза.

– А ну быстро рот открыла! – рявкнул на нее рыжий громко.

Алла открыла, хотела закрыть глаза, отгородившись от ужаса, но они не закрывались, они цепко и с паническим страхом, набиравшим оборот и выдвигавшим глаза вперед, как перископы, следили за рукой со шприцем.

«Это от испуга, наверное», – подумалось левой половинкой ума, которая за ухом и сама по себе.

Рука медленно, как в замедленной съемке, придвигалась к намеченной цели! И вдруг три пальца, вместе со шприцем оказались уже во рту. Алла похолодела и почувствовала укол в десну. Вот тут-то и произошла отключка! Челюсти вдруг захлопнулись, независимо от нее, зажав и шприц, и три рыжих пальца с белесыми волосиками прямо во рту! Рыжий покраснел от злости, поморщился от боли и рявкнул на весь кабинет:

– Я кому сказал открыть рот!

– Ы-ы-ы-ы-ы, – завыла Алла, вместо «А-а-а-а-а-а». Это она хотела сказать ему, что челюсти, они отдельно от нее, они не слушаются!

Но он не понял и сделал попытку вытащить пальцы изо рта вместе со шприцом. Голова ее отпрыгнула от спинки кресла, но потом больно тюкнулась об него затылком. Первая попытка не удалась. Тогда он сделал еще несколько попыток, тюкая Аллу макушкой об кресло, пока она не завыла в голос, потому что в глазах помутнело и зрачки сошлись на переносице от полнейшего кошмара происходящего! Тут он уставился в ее ошалелые глаза совсем близко и заорал на весь кабинет громко и фальцетам:

– Рот открой, дура!

Алла честно хотела ему помочь, но рот никак не хотел открываться. Челюсть заклинило капитально. Зато вдруг открылась дверь, и в кабинет внесло Михалыча, вместе с перепуганной физиономией. Ничего не поняв, но обнаружив полное сближение пациента и врача, он сразу же разозлился и рванул выяснять отношения сразу у обоих. Но как только спинка кресла перестала закрывать полную картину происходящего, его резко затормозило, потому что весь ужас увиденного открылся ему сразу.

– Это что это у вас тут происходит? – выдохнул он, не поверив своим глазам.

– Это мы укольчик так делаем! – зло огрызнулся рыжий. – Я вы кто?

– Я – муж!

Алла очень удивилась нутром и глазами услышанному ответу, но прокомментировать его никак не могла.

– Я вам не завидую.

– Я себе тоже. Но все-таки, что у вас тут происходит?

– Муж, не мешайте, а лучше помогите мне освободиться из плена.

– А что, она сама рот не может открыть?

– ММммм!!! – замычала Алла, тряся головой.

– По-моему, у нее заклинило челюсть, – умно изрек рыжий. – Нужна грубая мужская сила. Одной рукой мне не справиться.

Михалыч ухватился за эту возможность и рванул в помощники. Но Аллина челюсть жила сегодня сама по себе. Она не желала размыкаться. Михалыч пытался просунуть внутрь рта хотя бы один палец, но безуспешно! Алла мычала изо всех сил и мотала головой, пытаясь обратить его внимание на ее глубокую мысль. Мысль состояла в том, что стоящие перед ней особи мужского пола обладали исключительной и полной бестолковостью. Один из них был неожиданно образовавшийся «муж», а второй злой врач-палач. Один был в курсе про тринадцать минус один зуб и мучения за завтраком, обедом и ужином, когда Алла, для правильного пережевывания пищи, перекатывала ее во рту туда-сюда, потому что задних зубов не было и жевать было нечем. А второй пялился в рот только что, и что тогда он там видел?

«Неужели вы не можете понять, что палец в мой рот можно затолкать только сбоку? Там, где пусто. Там, где все давно выдрано за эти тридцать лет ужаса!» – хотелось крикнуть Алле громко, но она только мычала.

Но Михалыч пошел другим путем. Он схватился за ее челюсти сразу двумя руками и стал раздирать их в разные стороны, для большей устойчивости упираясь коленом в ручку кресла. Рыжий отошел на вытянутую руку за спинку кресла. Таким образом, его рука «нежно» покоилась на ее плече, упираясь в одну грудь, точнее ребра, локтем. Было очень больно, между прочим. Он старался помогать Михалычу только своим эмоциональным участием и умными репликами. Реплики придавали ему силу, потому что он участвовал в них с помощью своего локтя, отчего Алла вжималась в спинку кресла все сильнее и сильнее. Локоть у врача был острый, как рог носорога. Алле стало совсем больно и она замычала еще громче, вытаращив, для убедительности, оба глаза, которые и так уже давно вылезли из собственных орбит!

– Ты-то хоть не отвлекай! – прорычал Михалыч Алле прямо в лицо. – От тебя одно только горе… с твоими зубами.