Грехи дома Борджа

– Начало ты знаешь, – произнесла мадонна, пока я перекладывала письма на кровати с обреченностью игрока, пытающегося найти удачную комбинацию в плохой раздаче карт. – Моя мать тебе рассказывала.

– Ваша матушка уверяла меня, будто вас подменили при рождении и вы не позволили Чезаре умереть, преследуя свою какую-то нечестивую цель, как подкидыш эльфов.

– А ты склонна с ней согласиться. – Она сдавленно хохотнула. – Моей матери нужно одно – лишь бы нашлось объяснение, вот тогда она спокойна. Мы с Сесаром… были… возможно, одинаковыми, но оказались по обе стороны раздела между этим миром и… еще каким-то.

– А что думал Чезаре?

– Он запомнил впечатление от первой встречи со мной. Тогда ему показалось, что все в мире слегка сдвинулось, освобождая для меня место. А когда Хуан оттолкнул его в сторону, чтобы взглянуть на меня, он даже не рассердился, понимая, что это уже неважно.

– Вы не верите, что Чезаре убил дона Хуана. – Настало время говорить прямо, без обиняков.

– Я знаю, он этого не совершал. Хуана убили по приказу Орсини. Девушка, на свидание с которой он собирался в тот вечер, сладкая приманка, принадлежала семейству Орсини. Сесар повинен лишь в том, что убедил понтифика прекратить охоту за преступниками и позволить ему устроить подобающую месть. Вот почему в глазах других он стал убийцей брата. Есть и еще доказательство. На крещении моего сына Родриго дон Паоло Орсини нес младенца от базилики обратно во дворец Санта-Марии. Я следила за ним из окна, поскольку не прошла в ту пору очищения церковью после родов и не могла сама присутствовать на церемонии. Как только младенец оказался на руках дона Паоло, он сразу раскричался, а ведь до этой секунды вел себя спокойно. Разумеется, это был знак их вины. Сесар вполне был способен на убийство, как я знаю по горькому опыту, но у него не было причины желать смерти Хуану. Наоборот, Хуан радушно принимал его при испанском дворе, пока тот вел себя прилично. Он ведь не был порочен, знаешь ли, просто слишком молод в то время и довольно глуп.

Я испытывала нечто вроде благоговения, выслушивая ее рассказ об убийстве дона Хуана. И начала понимать, что именно увидела донна Ванноцца в своей дочери и почему побаивалась ее.

– Но я забегаю вперед. Перестань задавать вопросы и позволь мне рассказать все по порядку. – Донна Лукреция и виду не подала, что сознает, какой эффект на меня производит. – Я ничего не помню из того времени, когда мы все вместе жили в доме матери. Мне было шесть лет, когда меня отослали к тетушке Адриане, а Сесар и Хуан давно уехали. Мы встречались во дворце Санта-Мария, нас собирал отец, но, как ты знаешь, вместе нам удавалось побыть подольше только летом, в Капрарола. – Она произнесла это название с нежностью, черты ее лица смягчились. – Жаркими ночами мы часто устраивались спать на крыше, и иногда, если я пугалась чего-то или мне становилось одиноко – звезды могут заставить почувствовать одиночество, такие они далекие и равнодушные ко всем нам, – я залезала под одеяло к Чезаре и сворачивалась калачиком. Только не к Хуану – он поднял бы шум, что ему жарко или я перетягиваю на себя всю постель. И не к Джоффре, разумеется, потому что он был еще совсем ребенок. – Мадонна замолчала и поискала среди писем, разбросанных по кровати. Выбрав одно, протянула мне: – Прочти. Пусть он сам тебе расскажет своими словами.

– Я не умею читать на вашем языке.

– Сумеешь, если захочешь.

Я словно вторглась на чужую территорию глубоко личных секретов, и в то же время это было не так, меня пригласили, а я не отказалась от приглашения.