Грехи отцов наших и другие рассказы

– Нет у него силы убить Эрика, – ответила она. – И тебя убить нет силы. Ты есть ты и только ты. Что мы за люди? Мы не праведники. Но можем такими притворяться, если захотим, и это почти все равно, как если бы на самом деле.

– У меня такое чувство, будто ты меня о чем-то просишь. А я не понимаю о чем.

– Я – не хорошая, – сказала она.

– Эй, ты брось…

– А если бы была? Будь я такой женщиной? Чего бы я от тебя хотела?

Тимми отправил в рот еще кусочек говядины и медленно заработал челюстями. В его сосредоточенности Лидии виделись отзвуки всех, кем он бывал в жизни, от младенца, ползунка, до молодого человека, который сидел сейчас перед ней. Она сложила руки на коленях.

– Длинный способ объяснить, что не надо так делать, – произнес он.

– Разве я это сказала? – спросила она.

За проемом шумно зевнул Эрик. У Лидии кровь отхлынула от лица, накатила яркая, как новенький пенни, вспышка страха, словно ее поймали на преступлении. Эрик вышел на свет, расчесывая всклокоченные со сна волосы здоровой рукой.

– Эй, – сказал он, – мне послышалось, ты вернулся, большой? Что нового?

Тимми молчал, уставившись на Лидию с лицом, пустым как маска.

– Люди, – хромая к ним, позвал Эрик. – Что такое? Что-то не так?

Тимми вздохнул так тихо, что и Лидия едва расслышала. Мальчик, которого она любила так долго и так по-разному, нацепил бодрую улыбочку и отвернулся от нее. У нее защипало глаза от слез.

– А, плохие новости, – ответил Эрику Тимми. – Бартон не слишком всем этим доволен. Дал на тебя заказ.

Эрик сел, без кровинки в лице. Он машинально, не сознавая, что делает, сжимал свою больную руку и бегал глазами от Тимми к женщине и обратно. Сердце стучало у него в ушах как барабан. Тимми дочиста облизал вилку и отложил ее. Женщина сидела неподвижнее камня. Эрик чувствовал, как мир выскальзывает из-под ног, и то, что он этого ожидал, утешало меньше, чем он надеялся. Тот, кто заглянул бы в узкий круг света из теней за ним, увидел бы только три лица на черном фоне – вроде семейного портрета беглецов.

Эрик нарушил молчание:

– Это точно?

– Да уж точно, – сказал Тимми, – раз меня подписали.

Эрик перестал дышать. Несколько бессчетно долгих секунд Тимми без выражения смотрел ему в лицо.

– Надо думать, как тебя вытащить, – сказал наконец его большой друг, и Эрик снова задышал.

– Выхода нет, – отозвался он. – Бартон меня всюду выследит.

– А что та панелька? – спросил Тимми. – Она не то что твоя старая, но сумел бы ты на ней смастерить образец?

– Ты это к чему? – не понял Эрик.

– Тебе нужен план побега от Бартона. Чистый. Почему бы тебе не ввести в него свою последовательность? Чтобы выбраться.

– Это, конечно, можно, только та, другая панель уже у них, не забыл? Моя ДНК в досье, помечена, я в розыске.

– Да, – согласился Тимми. – Ну, а может, ты бы… черт, сам не знаю. Может, ты бы что-то придумал?

– Я знал, – сказал Эрик. – Как увидел тех ублюдков на улице, понял, что мне конец. Я покойник. Это только дело времени.

– Это всегда так, – вставила Лидия, занятая другими мыслями. – Для всех.

– И ты мог так попасть, – сказал Эрик Тимми, заранее прощая друга. В его груди ужас сражался с любовью.

– Нетушки, – буркнул Тимми, склонив голову набок, как если бы в этот самый миг на что-то решился.

– Эрик… – начала Лидия.

– Пока я жив, – не слушая ее, продолжал Эрик, – Бартон под угрозой. Он меня из рук не выпустит.

Тимми нахмурился и крякнул – с удивлением, а больше с удовольствием.

– Что? – спросил Эрик.

– А то, что это и в обратную сторону верно, – сказал Тимми, поднимая себя на ноги. – В общем, я пошел обратно.

– Обратно? – повторил Эрик.

Тимми вытер ладони о широкие бедра.

– В город. Я возвращаюсь в город. Бартон меня ждет.

– Ты ему не скажешь, где я, правда? – спросил Эрик.

Тимми расхохотался, и Лидия подхватила его смех. Эрик недоуменно переводил взгляд с одного на другую.

– Не, не скажу я, где ты. Мне просто надо вернуть ему одну вещь. Ты можешь не волноваться.

– Тебе легко говорить, – выдавил Эрик, стыдясь своего плачущего голоса.

– Я оставляю вам хорошую лодку, – сказал Тимми, отворачиваясь в темноту.

– Ты вернешься? – спросила Лидия. Не хотела спрашивать, потому что сердцем, костями и еще глубже знала ответ. Тимми в последний раз улыбнулся ей. «Я беру свои слова обратно, – думала она. – Убей его. Убей этого мальчика. Убей всех на свете. Стреляй в лоб младенцам и пляши на трупах. Любые зверства, любое зло, только не покидай меня».

– Э, – сказал Тимми. – Как знать.

Темнота сомкнулась вокруг него. Руки у Лидии налились свинцом и вольфрамом. В животе осталась больная пустота, как после выкидыша. А под болью и ужасом, под покинутостью и наслаждением от боли шевельнулось и подняло голову что-то новое. Она не сразу распознала в этом новом гордость, а когда распознала, не сумела бы сказать, кем или чем гордится. Но гордилась.