Грехи отцов наших и другие рассказы

Коротко плеснула вода под лодкой, и ее почти сын и временами любовник последний раз отчалил от берега. Ее жизнь состояла из потерь, и теперь она понимала: все они были тренировкой, подготовкой вот к этой боли – так боксер в кровь разбивает кулаки, наживая на них бесчувственные мозоли. Вся ее жизнь была подготовкой к этому невыносимому мгновению.

– Дерьмо, – подал голос Эрик. – Он только два обеда привез? А я что буду есть?

Лидия подобрала вилку, которой ел Тимми, сжала черенок в кулаке, словно в последний раз сжимала его руку. Коснулась того, чего касался он, потому что его ей больше не касаться. Вот этот предмет размыкал ему губы, ощущал мягкость языка и остался здесь. На нем остался его след.

– Ты что? – спросил Эрик. – Ты в порядке?

«Я не в порядке с тех пор, когда ты еще не родился», – подумала она. А вслух сказала:

– Я попрошу тебя кое-что для меня сделать.

Улицы Балтимора не заметили, как он проходил по ним в последний раз. В тот вечер, как и в любой другой, здесь жили и дышали, любили и расставались, надеялись и теряли надежду больше трех миллионов людей. Молодая женщина, спешащая вернуться домой до установленного отцом комендантского часа, уклонилась от молодого парня с редеющими волосами, в промокших до колен штанах, на углу Южной и Бомбардской и выругалась себе под нос, скорее в адрес собственных страхов, чем в его адрес. Четверо безопасников «Звездной спирали» в неслужебной одежде, закончившие смену, задержались у входа в итальянский ресторан, глядя на цивильных прохожих. Никто из них не взялся бы сказать, что в нем зацепило их внимание – может, они просто слишком давно работали в режиме повышенной бдительности. Цивильный прошел мимо, по своим делам, никого не трогая, а они нырнули в пропахший чесноком и луком зал и забыли о нем. Шофер автобуса остановился, впустил двух старух, узколицего юношу и широкоплечего приветливого парня. Проезд входил в базовое, машина автоматически следовала по маршруту. Никто не платил, никто не заводил разговоров, и шофер, как только автобус влился в поток движения, снова стал смотреть развлекательную программу.

Ближе к убежищу Оэстры кое-что изменилось. Здесь было больше глаз, и более внимательных. Воздух загустел от ударов маслобойки, судьба могла обрушиться в любой момент – в облике тюремных фургонов, людей в защитном снаряжении и голосов, приказывающих держать руки на виду. Ничего такого не случилось ни в тот день, ни вчера, но это пока никого не успокаивало. Охрана, остановившая Тимми, сменилась с прошлого раза, но размещалась на улице так же. Его задержали, отобрали полученный от Бартона пистолет, просканировали на предмет следящих устройств, взрывчатки, химии и, признав чистым, связались с внутренними помещениями. Голос Оэстры доносился из их наушников слабее писка москита, но был вполне узнаваем: знакомо жужжал и привизгивал. Тимми махнули проходить.

Оэстра открыл ему дверь, все еще держа в руках дробовик-автомат, словно весь день с ним не расставался. Может, так оно и было.

Тимми шагнул в большую комнату, добродушно огляделся. На экранах без звука мельтешили новости: вид дневной улицы с пятью фургонами безопасников, выстроившимися вдоль горящего жилого дома, серьезное лицо индуски, мрачно рассказывающей что-то на камеру, реклама с шестью кувыркающимися обезьянками и коробкой банановых чипсов. Мир отбрасывал тень на голые кирпичные стены и вываливал свои истории в серую известку. Маслобойка докручивала последние обороты. Пустоты заполнялись новостями из других частей света и мира наверху.

– Вернулся, – констатировал Оэстра.

– Угу.

– Дело сделал?

– Вышли кое-какие сложности, – сказал Тимми. – Он еще здесь?

– Подожди, я его позову.

Оэстра скрылся в глубине помещения, шаги пары ног заглохли, а потом, после паузы, наполненной бормотанием голосов, вернулись две пары. Метка времени рядом с мрачной индуской показывала 21:42. Тимми оценил занавеси. Выкрашенная в синий бумажная ткань с нейлоновой основой. Стул, с которого поднялся ему навстречу Оэстра, – кожа, натянутая на легкую металлическую раму. За аркой в кирпичной стене кухня. В глубине спальня с тюфяком и где-то за ней ванная.

– Малютка, – прозвучал голос Бартона. – Что нового, малыш?

Белая рубашка Бартона светилась в отблесках экрана, по ней пробегали зайчики сотни разных цветов. Мягкие брюки были темными, хорошего покроя. Тимми повернулся к нему, как к старому другу. Оэстра, пройдя мимо них, занял место у окна. Тимми глянул на расположившегося всего в нескольких футах мужчину с дробовиком на коленях.

– Ну, честно говоря, я малость завяз.

Бартон скрестил руки, расправил плечи, пошире расставил ноги.

– Что-то оказалось тебе не по силам? – с жестким неодобрением произнес он.

– Это мы еще посмотрим, – ответил Тимми.

– Посмотрим, сумеешь ли ты справиться?

– Ну да, – с широкой, открытой улыбкой кивнул Тимми. – Вообще-то даже забавно, что ты так сказал.