Запах ненастья стал гуще, но облака виднелись только в вышине, дымкой затягивая солнце и давая совсем легкую тень. Ветерок едва шевелил плети деревьев, они тихонько постукивали, как сухой дождь. Кара задумалась, изучал ли кто-нибудь те серые наросты на корнях, выяснял ли, что они такое. Скорей всего, нет. Может, дело не в том, что на Лаконии так много всего, а в том, что так мало людей. На то, чтобы открыть и понять планету, нужно несколько жизней. Если до этого дойдет. В прошлом году на истории науки им рассказывали, как долго люди Земли разбирались в собственной экосфере, а ведь на Земле тысячелетиями жили миллиарды людей. На Лаконии всего несколько тысяч и меньше десяти лет.
Птенцы плавали в пруду, плескали бледными кожистыми крылышками и пищали друг на друга. Вот и хорошо. Хоть настолько они способны о себе позаботиться. Дрон сломан, но переносить их в гнездо все равно придется. Впрочем, вспоминать про дрон ей не хотелось.
– Ну, малыши, – заговорила Кара, – проверим, сумею ли я раздобыть вам пропитание.
Она встала на колени у самой воды, так что влажный ил промочил ткань штанин. В глубине просвечивали светлые корни. Она всмотрелась, запоминая. Рубашка наверняка промокнет, но все-таки Кара стала закатывать рукава.
Птица-мама зашипела на нее.
Кара отскочила на четвереньках при виде взрослой птицы, показавшейся из прибрежных зарослей. Птица оскалила зеленоватые зубы. Крошечное морщинистое личико исказила ярость, она рванулась вперед, распластав крылья. Птенцы выстроились за ней, отчаянно гомоня. Птица-мама закашлялась, плюнула в опешившую девочку и повернула прочь. Кара попробовала уговорить себя, что это другая птица наткнулась на сирот и решила о них позаботиться.
Но нет. Кожа птицы блестела той же восковой пленкой, которая появилась, пока она лежала на кухонном столе. И черные глаза фокусировались не так, как у нормальной птицы. Солнечников в поселке хватало, Кара много их насмотрелась, и ни один не двигался так неловко, как этот. Ни у одного она не замечала такой заминки перед каждым движением, будто мышцы вспоминали, что от них требуется. Кара, волоча ноги по синему клеверу, поднялась выше на берег. Птица-мама, забыв о ней, выплыла на середину пруда, помедлила, замерев как статуя, – и нырнула. Малыши взволнованно закружили, дожидаясь матери. Их маленькие ротики хватали воду, выплевывали негодное в пищу и снова хватали.
Кары почувствовала, что задыхается. Воздух из ее легких вырвался неровными толчками, будто кто-то отключил атмосферу планеты и сердце словно по ошибке попало ей в грудную клетку, а теперь рвалось на волю.
– Взаправду? – спросила она.
Ей никто не ответил. Кара поджала под себя ноги и только потом вспомнила, что учитель называл эту позу «молитвенной». Она старалась не шевелиться, будто от движения могла лопнуть, как мыльный пузырь. Птица-мама снова нырнула и вынырнула, птенцы кормились, спокойные и довольные, словно ничего не случилось. Птица-мама застыла и снова задвигалась.
Кара понемногу оправилась от шока, сердце успокоилось, а губы растянулись в широкой ухмылке. Она обняла себя за плечи и стала молча смотреть, как мать, совсем недавно лежавшая мертвой, защищает и кормит своих малышей. От глубокого, животного облегчения кости Кары превратились в воду, и ничего не осталось у нее внутри, кроме изумленной благодарности.
Что-то шевельнулось в темноте под деревьями. Собаки показались на свет и, медленно, осторожно ступая, подошли к ней. Виновато взглянули выпуклыми глазами.
– Это вы? – спросила Кара. – Это вы сделали?
Собаки не ответили. Они только подогнули свои многосуставчатые лапы и прилегли, посматривая на Кару. Она наклонилась, погладила ближнюю по голове, там, где у земной собаки было бы ухо. Кожа оказалась горячей, мягкой, а под ней твердое: словно бархатом обтянули сталь. Собака издавала тихое ровное гудение, а потом все они дружно встали и повернулись к лесу. Кара поднялась и пошла за ними, не зная, на что хочет надеяться, хотя сердце так и торопило ее. Нельзя их отпускать. Рано.
– Постойте! – сказала она. И собаки остановились. Ждали. – Вы не можете… не можете мне помочь?
Они снова повернулись к ней, на удивление синхронным движением. Вдалеке послышалась трель, жужжание, снова трель.
– Вы починили птицу-маму, – заговорила Кара, кивая на пруд. – Вы и другое умеете чинить?