Грехи отцов наших и другие рассказы

Плотные ставни отсекали свет здешнего торопливого солнца, жару и смрад условной полуночи. Шов между ними обозначился светлой полоской. Бирьяр сел рядом с женой. Он мог бы сказать ей многое. «Это наш долг», и «Сопротивления следовало ожидать», и «Мы их уничтожим».

Он поцеловал ее в плечо.

– Я никому не позволю нас обижать.

* * *

Агнет почесала подбородок, прикрывая задумчивостью усилие, с которым сдерживала себя. Старик сидел за барной стойкой. Неизвестно, какого цвета был его серый банный халат, пока не вылинял. Искусственная рука дрожала и подергивалась, проходя диагностическую перезагрузку. Старик проводил ее каждый день, хотя инструкция требовала всего раз в месяц. Скорость и жесткость перезагрузки напоминали Агнет движения насекомых.

Подавив ярость и поняв, что уже способна удержаться в рамках вежливости, она заговорила:

– Ну и ход, босс. Я бы, наверное, на такое не решилась.

– Риск был, – небрежно признал он.

Небрежность небрежностью, но встретились они не на Зилвер Страат. Сам факт, что он начал менять явки, говорил, что старик принимает ситуацию всерьез. Агнет не могла решить, хуже ей от перехода на новый уровень угрозы, или легче оттого, что он сознает проблему. Пусть даже вслух о ней не говорит.

Они сидели в квартирке над лапшичной. Не то чтобы тайное убежище, хотя у него на планете имелись и такие, и не обо всех Агнет знала. Лучи вечернего рассвета косо падали в потолочное окно, скользя по противоположной стене со скоростью, которая позволяла при должном терпении следить за бликом. Терпения у Агнет не хватало.

Старик здоровой рукой налил узо на кубики льда, и жидкость затуманилась, наполняя стакан.

– Теперь этот новый губернатор задаст нам жару, а? – спросила Агнет.

Старик ответил не сразу. Перезагрузка искусственной руки подходила к концу. Он взял ею стакан, и ничего. Справился. Сделал глоток.

– Непременно попробует. У него такая работа. Но мы-то у себя дома.

– Горячо будет? – спросила она. Раздражение почти улеглось, мысли обратились к вопросу, что делать дальше. К плану военных действий.

Старик ответил неожиданно легким тоном:

– Не знаю. Этот тип из твердолобых. В смысле все лаконцы, похоже, такие. Следовало ожидать. Возьми шайку фанатиков из Марсианской Республики Конгресса, дай им несколько десятилетий инбридинга и не жди особой гибкости ума. У нас там есть уши. Поглядим, что он будет делать.

– Электронные?

– Нет. Просто люди, склонные посплетничать в подпитии. Хватит и их. – Старик провел пальцем по кромке стакана, сложил губы в подобие улыбки. – Этот парень… Он… голодный. Просто не знаю пока, по чему он изголодался.

– А это важно?

Он залпом допил узо.

– Конечно, важно. Голодные оплачивают наши счета.

– Нет, я в том смысле, что кому интересно, чего он хочет и что ему нужно, если мы собрались его убить? Пусть даже он готов закрыть глаза, если мы обеспечим ему щедрые поставки экзотической тальковой присыпки и бутылочку виски, но что с того, если он покойник?

Старик медленно покачал головой.

– Я не думаю об убийстве. Пока нет. Если мы начнем выбивать губернаторов, может, и получим передышку до прибытия следующего, но тогда следующий окажется еще дерьмовей. Лучше бы разобраться с этим.

– Разрешите? – спросила Агнет.

Старик медленно описал круг искусственной рукой – приглашение говорить начистоту.

– Вы уже бросили вызов, – сказала она. – Он с нами, если берет взятку, или он отказывается, и тогда мы его убиваем. Он отказался, значит, придется убить. Таковы правила.

Старик почесал поросшую седым волосом грудь. На окно сел местный голубь – шесть лапок, фасетчатые глаза и крылья летучей мыши в перьях-чешуйках, – чирикнул и снова взлетел. Старик улыбнулся, словно птица сбила его с мысли. Но его слова показали, что это не так и что разговор окончен.

– Правила, – сказал он, – устанавливаю я.

* * *

Кабинет Моны Риттенер располагался на верхнем этаже в северо-западном углу здания «Кси-Тамьяна». Он был вдвое просторней ее каюты на «Нотусе», а умное стекло от пола до потолка позволяло не только подстраивать уровень освещенности независимо от бега оберонского солнца по небесной синеве, но и корректировать цвета, что придавало ландшафту за окном подобие постоянства. На планерке Мона слышала, что такая иллюзия облегчает переход к непривычному суточному циклу Оберона, но через несколько дней отключила устройство. Хотелось видеть окружающий мир таким, какой он есть.

– Доктор Риттенер? – спросил из дверей женский голос, и только потом раздался запоздалый стук. – Вы хотели меня видеть?

Веронику Диец назначили порученцем по связи с рабочими группами. Мона занимала этот кабинет уже неделю, но до сих пор служила только живым символом озабоченности концерна «Кси-Тамьян» прочными отношениями с новой лаконской властью, а ее роль в научной работе оставалась туманной.

Мона готова была определиться.

– Да, – сказала она. – Я слышала о каких-то исследованиях по трансляции аминокислотных структур. Хотелось бы посмотреть отчет.