Грендель

– Тринадцать и восемь, – поправил его все больше оживающий Хорригор.

– Тринадцать и восемь, – повторил пандигий. – Теперь нужно узнать расстояние по прямой от облака до Гренделя и подсчитать диаметр луча на входе в защитное поле.

– В меня загрузили все данные по вашим исследованиям, – раздался из воздушного разведчика голос Бенедикта Спинозы, – и я уже подсчитал. Диаметр луча возле Гренделя порядка пяти-шести сантиметров. Отверстие, вероятно, должно быть пошире.

– Да это же не дырка, а щель, – разочарованно произнес Дасаль. – Тут и форточнику ничего не светило бы, даже с мылом.

Аллатон оторвал голову от подушки и посмотрел на груйка:

– Не знаю, что такое «форточник», и зачем ему мыло, но повода для пессимизма нет. Как известно, в отношении защитных полей с магической составляющей действует следующее правило: если в поле удалось сделать прореху, то эту прореху можно расширить. При соответствующем умении, разумеется.

– И очередной изрядной трате сил, – уныло добавил Хорригор.

– Ради такого дела не жалко и потратить, – заявил Дарий, который до этого, как и Мурманский, не принимал участия в разговоре.

– Угу, особенно если это не твои силы, – язвительно заметил иргарий.

– Надо узнать, с какой периодичностью уходит излучение с Можая, – продолжал Аллатон, – и рассчитать, когда очередная порция, что ушла оттуда сотни лет назад, доберется до Гренделя. И как только в поле образуется отверстие, взяться за его расширение.

– Есть такие данные, и расчеты я уже произвел, – сообщил Спиноза. – Очередная порция будет здесь через семьдесят восемь часов.

– Вот же были умельцы! – восхитился Ярила Мурманский. – Это ведь надо было учесть все гравитационные поля, все искривления метрики, чтобы угодить точно в цель! И как они это делали?

– На траекторию магического излучения никакие внешние силы влиять не могут, – пояснил Аллатон. – Кроме магических же. Так что оно идет по кратчайшему пути, пронзая любые преграды.

– Что же ты не упоминаешь о главном? – спросил Хорригор, приподнявшись на локте. – О ма-аленьком таком нюансе воздействия на отверстие в любом магическом защитном поле.

– Не успел, – ответил Аллатон. – Мне не дали договорить. Я так понимаю, ты имеешь в виду соотношение прикладываемой силы и противодействия?

– Правильно понимаешь, – подтвердил Хорригор. – И это соотношение будет нерешаемой проблемой, и ты это знаешь.

– О чем вы? – насторожился Тумберг. – Что за противодействие?

– Дело в том, что чем дольше мы с Хором будем расширять отверстие в защитном поле, тем сильнее будет его сопротивление нашим усилиям, – пояснил Аллатон.

– В общем, у нас просто сил не хватит расширить дырку настолько, чтобы в нее пролез транспортник, – добавил Хорригор. – И это не предположение, а, скажем так, аксиома. Однозначно.

– Тю! – еще более разочарованно воскликнул Дасаль. – Так чего вы тут мульку гнали? Зачем эти гнилые базары? Вроде четкие пацаны, а такое разводилово устроили… Э-эх, маги-шмаги!

Аллатон нашел в себе силы сесть на кровати.

– Да, такую дыру, чтобы туда прошел транспортник, мы сделать не сможем, – подтвердил он. – Но дыру поменьше – вполне, если хорошо потрудимся. И в эту дыру нырнет наш уважаемый Бенедикт.

Ярила Мурманский громко крякнул. Дасаль тихонько присвистнул. А супертанк задумчиво произнес:

Как-то раз, зимою, спозаранку,
С неба повалил не снег, а танки…

– В натуре, – кивнул Умелец.

– Отчего танки не летают так, как птицы? – перешел Бенедикт на прозу. – Впрочем… Если вспомнить об относительности движения и выбрать желательное тело отсчета, то ситуация не кажется безнадежной. Вероятно, именно из этого и исходил уважаемый маг, делая такое заявление. И вот что тогда получается: при выборе в качестве тела отсчета поверхности Гренделя я буду приближаться к ней с ускорением свободного падения. И если даже включу силовое поле, чтобы смягчить удар, то все равно разобьюсь вдребезги. И совсем другое дело в случае выбора в качестве тела отсчета самого себя. Я неподвижен, а ко мне приближается поверхность планеты. Я работаю силовым полем, стараясь оттолкнуть ее, и добиваюсь плавного соприкосновения. И все в порядке, с орбиты доносятся бурные продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию.

– Вы что, серьезно? – недоверчиво спросил Тумберг.

– Мои слова не менее серьезны, чем заявление уважаемого Аллатона, – ровным голосом ответил супертанк. – Если поступит такой приказ, мне придется выполнить его. А поэтому мне сейчас очень близка позиция элеатов, утверждавших, что никакого движения вообще не существует, а существует обман чувств.

– Что это за клоуны такие – элеаты? – поинтересовался Дасаль.

– Древние земные философы, – пояснил Спиноза. – Вероятно, уважаемый Аллатон разделяет их взгляды.

– Ну до чего ты, кентуха, начитанный! – восхитился Умелец. – Лукаешь постоянно, чердак свой затариваешь…

А пандигий слабо взмахнул руками:

– Вы меня не так поняли, Бенедикт! Вернее, я считал, что такая совершенная боевая маши… э-э… такой совершенный боевой организм способен приземлиться без ущерба для себя.