Грезы и тени

Я постилъ психіатра: стараго, сдобородаго профессора, съ голымъ черепомъ, крутою шишкою выдвинутымъ впередъ, съ цлымъ кустарникомъ сдыхъ бровей надъ голубыми глазами. Выслушавъ меня, онъ долго думалъ.

— Туманъ, сказалъ онъ наконецъ.

И, въ отвтъ на мой вопросительный взглядъ, прибавилъ.

— Это все — вотъ это.

Онъ указалъ на окно, сдое отъ разлитой за нимъ молочно-блой мглы холодныхъ паровъ; уличные фонари мигали сквозь нее красноватыми тусклыми огоньками, будто изъ подъ матовыхъ колпаковъ.

— Англичане въ такіе туманы стрляются, a русскіе сходятъ съ ума. Вы русскій, слдовательно… Я не буду диспутировать съ вами, насколько реальны ваши представленія. Во-первыхъ, какъ вы ни страдаете отъ нихъ, но вамъ — неправда ли? — въ тоже время очень хочется, чтобы они были настоящія, a не воображаемыя. Во-вторыхъ, вы пришли ко мн не диспутировать, но лчиться. И я васъ вылчу. Бгите отсюда. Бгите туда, гд нтъ этого… — онъ снова указалъ на окно, — и, если можно, навсегда. Бгите подъ яркое небо, подъ палящее солнце, къ ласковымъ морямъ, къ пальмамъ и газелямъ. Тамъ вы забудете своихъ призраковъ. A сверъ — родина душевныхъ болзней — для васъ боле не годится. Вашъ Петровъ сказалъ правду. Воздухъ y насъ живой и лпкій: онъ населенъ сплиномъ, неврастеніей, удрученными и раздражительными настроеніями. Мы вдь киммеріяне. Вы читали Гомера?

— Давно.

Докторъ закрылъ глаза и прочиталъ наизусть:

— «Блдная страна мертвыхъ, безъ солнца, одтая мрачными туманами, гд, подобно летучимъ мышамъ, рыщутъ съ пронзительными криками стаи жалкихъ привидній, наполняющихъ и согрвающихъ свои жилы алой кровью, которую высасываютъ они на могилахъ своихъ жертвъ».

И, когда эта цитата заставила меня вздрогнуть, профессоръ засмялся и ударилъ меня по плечу.

— У васъ киммерійская болзнь… Бгите на югъ! Недугъ, порожденный туманомъ и мракомъ, излчивается только солнцемъ… И вотъ я здсь…

БОЛОТНАЯ ЦАРИЦА Сказка итальянской мареммы [6]

Три водяныхъ царя задумали жениться.

Первый царь владлъ ркою Ниломъ въ Африк; ему были покорны вс рки на земл.

Другой жилъ въ вертячемъ морскомъ омут близъ Реджіо. Онъ управлялъ моремъ отъ Сициліи до Корсики и вдоль по всему западному берегу Италіи до самаго Монако.

Третій царь былъ болотникъ; ему подчинялись вс стоячія воды, трясины, топи, грязи, зыбучіе пески на вс четыре стороны отъ его жилья. A жилъ онъ, гд теперь Гаэта, только немного дальше отъ моря, въ глубокомъ провал зеленой мареммы.

Царь Нила женился на дочери эіопскаго царя, прекраснйшей изъ черныхъ двушекъ, опаленныхъ полуденнымъ солнцемъ.

Морской царь явился рыцаремъ въ зеленой брон ко двору сицилійскаго короля и, побдивъ на турнир дюжину соперниковъ, завоевалъ руку и сердце принцессы съ изумрудными глазами и рыжими волосами до пятъ.

Но третій — болотный царь — былъ такъ уродливъ, что ему не удалось найти жены ни между земными двушками, ни между воздушными феями. Черный и влажный, слпленный изъ болотнаго ила, опутанный водорослями, онъ ходилъ на лягушечьихъ лапахъ. Глаза его чуть свтились, какъ гнилушки, вмсто ушей висли пустыя раковины.

Женатые цари стали смяться надъ своимъ безобразнымъ товарищемъ и сулили, что прожить ему весь вкъ холостякомъ.

Болотный царь былъ гордъ и обидчивъ.

Онъ приказалъ подвластнымъ ему чертенятамъ:

— Ступайте по всей земл — узнайте, кто теперь самая красивая двушка въ подлунномъ мір.

Чертенята, возвратясь, сказали въ одинъ голосъ:

— Конечно, это золотоволосая Мелинда, дочь графини Примулы. Она живетъ въ замк на границ горъ и твоей мареммы. Вся она — какъ лепестокъ алой розы, плавающій въ самыхъ лучшихъ сливкахъ. Бирюза и василекъ поссорились изъ-за ея глазъ, споря, на кого изъ двухъ они больше похожи.

Однажды служанки сказали прекрасной Мелинд:

— Графиня, на маремм показались чудесныя желтыя кувшинки; такихъ еще не видано въ нашемъ краю.

Мелинда спустилась съ высотъ своего замка къ зеленымъ болотамъ, и точно: на изумрудной трясин сверкаютъ, какъ маленькія солнца, золотыя чашечки сочныхъ водяныхъ цвтовъ.

Мелинда пожелала набрать кувшинокъ въ букетъ; но цвты росли далеко отъ твердаго берега, и она не могла дотянуться къ нимъ руками.

Въ трясин — вблизи цвтовъ — лежалъ и гнилъ старый, черный пень погрязшей ивы.

«Гд держится дерево, можно удержаться и мн, - подумала Мелинда, — не много тяжести прибавлю я этому чурбану…»

Легче стрекозы прыгнула она съ земли на ивовый пень и весело наполнила свой передникъ желтыми цвтами. Тогда мертвый чурбанъ ожилъ — и, крпко обнявъ свою добычу, болотный царь, вмст съ Мелиндою, погрузился въ жидкую тину.

Служанки, видя, что госпожу ихъ засосала трясина, съ плачемъ понесли горькую всть графин Примул. Графиня одлась въ трауръ и отслужила панихиду по умершей дочери.

Она каждый день приходила къ мсту погибели Мелинда и плакала такъ горько, что вмст съ нею плакали вс птицы надъ болотомъ. Но, боясь царя мареммы, ни одна не смла разсказать несчастной матери, что сталось съ ея Мелиндою.

Наконецъ, одинъ старый Аистъ, улетая осенью въ Африку на зимовку, сказалъ Примул: