Грядет новый мир (СИ)

Я не знаю, сколько я провалялся в этом галюциногенном бытие. Когда я открыл глаза, передо мной была грязно-бежевая стена с оторванным куском обоев. Мне было хорошо и тепло, я был до подбородка укутан одеялом и с трудом мог пошевелить даже пальцем на ногах. Мне было настолько уютно, что я не сразу вспомнил все, что произошло. Потеря Еноха снова ударила меня вглубь моего истощенного организма. Я вдруг вспомнил о треснувших ребрах, но дышал я свободно, потом о вооруженных наркоманах, но я вроде точно жив, если так страшно хочу в туалет. Я нашел в себе силы встать, хотя меня был страшный озноб. Я завернулся в одеяло до подбородка и сполз с постели, нетвердо стоя на ногах.

Тогда я, в общем-то, и заметил странного половинчатого человека, спящего на стуле в моей комнате. Когда я подошел к нему, держа на плечах одеяло, царь сонного царства, не иначе, он дернулся и проснулся. Через пять минут его, Нима, болтовни я смог добиться информации о туалете. Я не знал, где Эмма, где я сам, кто вытащил нас от толпы озверевших людей, жаждащих дозу, но я был относительно в порядке. Озноб проходил, видимо, из-за того, что я начал двигаться, и осталась только слабость. Одежда на мне была незнакомой – хотя я уже отвык и забыл ту, что носил дома – линялой, но не так уж больше по размеру, как это обычно бывало. Я посмотрел на свое отражение и не узнал его. Во-первых, у меня отросло какое-то редкое и отвратительное подобие щетины за все это время, во-вторых, на месте и так худых щек образовались провалы, и мои и без того гигантские глаза увеличились настолько, что грозили выпасть. Я был похож на лягушку. На моем лице белели тонкие шрамы, практически незнаметные, но в целом я выглядел отлично. Это и было странно.

Ведь я помню, сколько раз меня били за последние дни.

Я поковылял к кровати. Тут уже был какой-то доктор, бледная, но как будто бы здоровая Эмма и Шэрон, плащ которого выглядел особенно осуждающе. Первое, что я спросил – сколько времени я здесь провалялся. Узнав, что полтора дня, я сперва не поверил, пока не узнал о странной целительнице, а потом сел на постель, закрыв лицо руками. Полтора дня – это огромный срок, за полтора дня Еноха могли убить, могли лишить души, могли избить. Я не думал об остальных детях, мне не хватало сердца на них, в отличие от Эммы. Я был эгоистичен, страдая лишь за одного. Я настолько ушел в свои фантазии о том, что я буду делать, если увижу тело Еноха, что даже не слышал, как Эмма объясняла причину моегр странного поведения.

Кажется, в ее монологе проскользнули слова “любимый человек”.

Вскоре нас оставили, предупредив о чаепитие с мистером Бентамом. Чаепитие. Пока Еноха могут пытать. Хоть я и не был отличным бойцом, я сразу же согласился с Эммой о том, что нужно бежать. Однако мы сидели в моей палате и ждали приглашения в гардеробную под присмотром Нима.

-Эмма, полтора дня…

-Джейкоб, этот Каул был с нами четыре дня. Ты думаешь, он не знает, за кого ты согласен сделать все, что им нужно? Думаешь, он станет разбрасываться козырем управления тобой? Енох живее всех живых потому, что Каул будет манипулировать тобой за его жизнь, - произнесла Эмма горячо и убедительно.

Только что я за птица такая, если так буду нужен тварям? Но Эмме удалось меня обнадежить. Нас проводили в гардеробную, где мы наспех переоделись. Я устал от костюмов, но джинс здесь не водилось, не то время. Через окно мы выбрались на какой-то парапет огромного здания, по которому мы шаг за шагом передвигались, ища другое открытое окно. Я не знал, что за извращенец этот Бентам, хоть и был благодарен ему за лечение, но ждать больше я не мог. Енох был рядом.

Мы пробрались в какой-то музей. Еще никогда мне не была так безразлична история странных. Комната Сибири удивила чуть больше, особенно наш эпический побег оттуда. Мое призвание было определенно убегать и везде находить кучу дерьма. В этот раз вместо дерьма был огромный медведь, который нас и остановил. Ладно, мне уже было пофиг, как умирать, я смирился с этим раз пятый. Но вместо зубов меня ожидал мокрый, шершавый язык. Медведь меня лизал. Отвращение пополам с детским изумлением дало мне возможность забыть о страшных экспонатах хозяина этого дома. Бентрам настолько надоел со своим чаем, что я согласился на его пятое по счету предложение, лишь бы выяснить, что он знает о Енохе и остальных. Он был поражен моей кровожадностью, когда я предположил, что из нас хотят сделать чучело. Я подумал о том, что между кровожадностью и странным реализмом есть разница. Я подхватил от Еноха именно этот реализм, который допускает абсолютно все извращенные увлечения.

После Еноха с его сердцами, наверное, я был способен заподозрить многое.