Грядет новый мир (СИ)

Чем ближе был момент нашего десанта, тем больше я начинал волноваться. Я ходил по своей комнате взад и вперед, как ненормальный, снова и снова думая, какое оружие мне попросить. Я плохо стреляю, имею мало сил, не смогу убить даже в бою при всем желании, потому что я не знаю, куда бить. Мне пригодился бы шокер, но в этом времени его не было. Когда я наконец устало опустился на кровать, ко мне в комнату проскользнула Эмма.

-Не могу спать, - призналась она тихо, сев рядом со мной. – Все думаю, что ждет нас завтра.

Я молчал. Ну что мне было на это отвечать? Я так много пережил без Еноха, что новые воспоминания как-то быстро подтерли старые, и я был эмоционально высушен. Я уже не помнил, что ощущал в его присутствии, я лишь знал, что должен, обязан, не имею другого выбора, кроме как вытащить его.

-Ты все сделал правильно, - попробовала воодушевить меня Эмма. – Сейчас я думаю, что уже не помню, как было в петле. Это неплохо, наверное, потому что я уже не скучаю и хочу скорее помочь создать новую, но это не значит, что я больше не люблю старую.

Хорошо, что я был узколобым парнем, который не понимал аллегорий и отсылок. Я вообще не понял, о чем она. Я попробовал подумать, что я сделаю, когда мы вытащим всех, а шансы на это возросли. Я уже не хотел душить Еноха в объятиях, я хотел спать, есть, смотреть телек, играть в компьютер и беспощадно тупить. Мой истощенный организм настолько хотел отдыха и спокойствия, что начал ограждать меня от эмоциональных потрясений, которые непременно ждали бы меня рядом с Енохом. Я все равно был привязан к нему, но моя зависимость почему-то ослабла, превратившись в потребность, которая может и подождать. Я все еще чувствовал себя виноватым, но уже не считал, что я не заслужил Еноха.

Просто прежде всего я заслужил отдых.

И все, что только влезет в меня в холестериновом Макдоналдсе.

-Хочу домой, - произнес я. Ребенком я себя уже не чувствоввл. В отличие от Эммы, дом у меня еще был. Она кивнула. – Скажи, это совсем плохо – хотеть домой?

- Нет, что ты, - она грустно улыбнулась. – Люди в первую очередь звери, хоть и мыслящие, и самые тяжелые стрессы лишают их второстепенных потребностей. Я думаю, мы все тебя простим, если ты вернешься домой. Но я думаю, будет правильнее, если ты скажешь об этом как о временном возвращении, даже если Енох не поверит тебе.

- Я не могу обещать того, что могу не в состоянии выполнить, - отрезал я. В ту секунду я очень, очень хотел вытащить Еноха, но скорее потому, что обещал себе это сделать вначале. Я понятия не имел, как относится к нему этот новый Джейкоб, более флегматичный, менее испуганный.

- Этим ты очень отличаешься от Эйба, - улыбка Эммы быстро померкла. – И поэтому ты все равно выполнишь свое обещание, даже если дашь его только себе. Ты не строишь из себя героя, Джейкоб. Ты признаешь, что потакаешь своим слабостям, и одно только это однажды – через месяц, через год – толкнет тебя обратно силами твоей совести. Ты честнее, чем Эйб. Возможно, самый честный, которого я только видела.

- Звучит просто круто, - фыркнул я. Мне полегчало на пару уровней волнения, со ста процентов на восемьдесят. Теперь я переживал, что потребность в отдыхе толкнет меня на еще одну ошибку. Я был лишен болью, усталостью, страхом, голодом способности мыслить рационально. Мне ничего не оставалось, кроме как отложить это до встречи с ним.

Ведь потеря Еноха дала мне разом открыть в себе то, что я бессовестно вампирил от него. Могло ли быть так, что больше он мне не нужен? Я не знал.

Разговор с Бентрамом этой ночью сильно прояснил мне перелом в ситуации с дедом. Я и представить себе не мог, что значит иметь возможность сражаться, а потом потерять ее в самый ответственный момент. Я видел, что эта новость заставила Эмму заплакать, и она скрылась с наших глаз, чтобы мы не видели ее слез. Это меняло вообще все представление о нем. Он не хотел уходить. Он был вынужден это сделать. Именно поэтому он никогда не предлагал мне съездить на остров. Никогда.

Я злился на этого неудачника-ученого. Его помощь мне точно не искупит все его грехи. Нет, он еще ответит и не раз за то, что сломал много жизней, не только деда. Мой гнев прервала просыпающаяся пустота. За окном светлело, значит, наступил решающий день. Я решил, что закрывать пустоту – это моя забота. Когда они включили машину, я ощутил ее боль сполна. Меня пронзало миллионом электрических импульсов, которые нельзя было отключить. Я кричал, громко, страшно, пока не подействовала забытая анестезия. Эта боль опустошила меня, и радость Бентрама лишь раздражала меня.

Когда же все это кончится.