Грядет новый мир (СИ)

Шэрон потребовал изобразить его раба, а я то в актерском мастерстве преуспел, особенно в том, как свалить из школы или с работы, которую ненавидел всей душой. На меня произвели впечатление замучанные медвегримы. Я не был борцом за права животных, но это казалось мне еще большим преступлением, чем плен странных и их продажа. Я допускал, что странные могли быть сами выноваты в том, что их выставили за витриной, но животные! А ведь в этом было мое двуличие, ведь Енох вырезал у животных живые сердца, и это я преступлением не считал. Он же не заставлял их биться друг с другом, ну, по крайней мере, не живых, не держал голодными, он просто забирал жизнь. Я считал, что его дар дает ему право на это.

Притон произвел на меня впечатление еще более сильное, чем плененные животные. Здесь валялись люди в еще более глубокой наркотической зависимости, в сильном опьянении, в коме. Чем глубже мы проходили, тем труднее мне было сдержать ужас. Знать о такой жизни – это одно, но видеть ее – совсем другое. Странный мир ничем не отличался от моего, ведь и в моем были миллионы таких притонов. Мне было жалко этих людей, падших, жалких, ничтожных, обладающих талантами, о которых мечтают нормальные дети, чтобы помогать другим, как супергерои из комиксов. А они вместо этого погибают зря.

Если существовала Библиотека Душ, то я хотел бы, чтобы она сортировала людей на достойных таланта и нет, если это как-то возможно. Собери команду людей вроде Горация, рассчитывай будущее и предотвращай такие места. В моем сознании это звучало просто.

Наконец я оказался в комнате для бойцов. Очень хотелось смыть с себя восхищеение Эммы, липким толстым слоем покрывшее меня с ног до головы. Я не боялся пустоту, я боялся провалиться. Ведь эти люди были лишены всяческого рассудка, они могли убить и пустоту, и меня в любую секунду. Я должен был разыграть целое представление, сделать вид, что я убил ее, а потом забрать. Фантастика, да, но меня спасло мое сумасшествие, которое как всегда возникль под влиянием сильнейшего стресса. В тот момент я был способен на все. Моя способность перебрасывать силу из своих эмоций в контроль пустоты достигла совершенства. Я еще даже не приблизился к ней, а уже увидел, как она выполняет мой приказ сесть. Толпа шумела, и это было прекрасно – они не слышали, на каком языке я говорю, считали, что я молюсь. Мои ноги ступали по крови, засыхающей, сворачивающейся, где-то темной, где-то алой. Пустота не была голодна, она наелась до отвала на потеху остальным. Она не хотела ничего, просто уйти.

Я встал, разглядывая шрамы на теле пустоты. Мы успели вовремя, ведь она уже истекала тонкими струйками кровью, слабея медленно, но упорно. Она узнала меня без сомнений и едва не понеслась мне на встречу. Я все равно представлял ее собакой. Никогда больше мне не попадется более послушная пустота, чем эта. Я объяснил ей, что уведу ее, если она сделает все, что я скажу. Пустота кивнула в полной готовности, и наше представление началось. Я приближался, она сбивала меня с ног, аккуратно, профессионально, так что я себе ничего не сломал. Я размахивал ножом, найденным на земле, и толпа смеялась, веря, что я быстро умру. Наконец я замахнулся, и пустота умно надавила на старую свою рану. Брызнула кровь, и толпа ахнула. Я полетел к стене, но приземлился коленями на землю. Вообще-то для первого раза я справлялся почти правдоподобно. Пустота крутила меня в воздухе, делала вид, что бьет меня о стену, я орал, как резаный, хотя мне хотелось просто поржать. Я нервничал, что не смогу вытащить ее отсюда невредимой. Толпа уставала от нашего спектакля.

Нужно было действовать. Но для этого я обязан был воткнуть в нее нож. Я общался с ней, спрашивая, куда можно. В нужный момент она попросту заставила меня проткнуть ей голову снизу, после чего сделала вид, что отключилась. Я грохнулся с ней на землю, ударившись локтями. Началась процедура проверки, меня объявили победителем, толпа ринулась в клетку тыкать пустоту, диковинную для них. Как же трудно было просить ее лежать неподвижно. Возможно, мы ушли бы спокойно, если бы не дилер. Мне пришлось просить пустоту разобраться с его горячими парнями, и она сделала это с большим удовольствием. Я чувствовал, как она слабеет. Мой удар не был так уж безвреден для нее.

Оказалось, что уйти с пустотой, облитой кровью и краской, не так и просто. Мы с ней сошлись во мнении, что боевых медвежат надо спасти, но от этого мы не передвигались быстрее, да и привлекали всеобщее внимание. Я уже думал смыть с пустоты краску, как меня тут же назвали сумасшедшим. Я как-то поразительно быстро привык к тому, что вижу ее. Она нянчила медвежат, а я украл тележку, чтобы предать ее новой боли. Мы притащили ее в дом безо всяких происшествий, но когда достали из тележки, то я изрядно переживал за ее жизнь. Мне представили целительницу, после чего я должен был прождать ночь.

Еще одну чертову ночь.