Грязная работа

– Она показала на котенка, сказала “киска”, и он рухнул. Дохлый.

– Что ж, это неудачное совпадение, Чарли, но у котят всегда высокая смертность.

– Ага. Ну а потом она показала на какого-то старого дядьку, что кормил голубей, сказала “киска”, и дядька тоже рухнул замертво.

Мятник Свеж порадовался, что в лавке сейчас никого нет и никто, стало быть, не видит его лица. Жутики, затанцевавшие взад-вперед по позвоночнику, необратимо подорвали его обычно неколебимую незапаренность.

– Чарли, у этого ребенка нарушение речи. Надо сводить ее к доктору.

– Нарушение речи! Нарушение – речи? Нарушение речи – это когда мило шепелявят. А моя дочь убивает людей словом “киска”. Всю дорогу домой мне пришлось зажимать ей рот. Наверняка чья-нибудь камера безопасности это засняла. Люди наверняка подумали, что я из тех родителей, которые мутузят своих детей в универмагах.

– Не смешите меня, Чарли. Люди обожают родителей, которые мутузят своих детей в универмагах. И ненавидят тех, от чьих избалованных деток пощады не жди.

– Мы можем не отвлекаться, Свеж? Прошу вас. Что вам об этом известно? Что вы узнали, пока торгуете смертью?

Мятник Свеж сел на табурет за стойкой и пристально посмотрел в глаза картонной Шер, надеясь найти в них ответ. Но сука упорствовала. Держалась ради любви[51].

– Чарли, ничего я не знаю. Девочка была в палате, когда вы меня увидели, а вы помните, как это подействовало на вас. Кто ж знает, как это подействовало на нее? Я вам уже говорил: мне кажется, вы играе-те в другой лиге, – вы не такой, как мы все. Может, и дочка ваша – тоже нечто иное. Я никогда не слыхал про Торговца Смертью, который умеет закискать человека до смерти или же вызвать смерть нормальным смертным способом. Вы пытались научить ее другим словам? Например, “песик”?

– Ну да, как раз собирался – только, боюсь, цены на недвижимость упадут, если у меня тут вдруг вымрет весь район. Нет, другие слова мы не пробовали. Мне даже не хочется пичкать ее фасолью, а то еще назовет киской меня.

– Я уверен, у вас иммунитет.

– В “Большущей-пребольшущей книге” говорится, что мы сами смертны. Я бы решил, что когда в следующий раз канал “Открытие” будет показывать котят, моей сестре придется закупать гробы.

– Простите, Чарли, я не знаю, что вам сказать. Дома я пороюсь в библиотеке, но ваша детка, судя по всему, намного точнее нас соответствует тому, как Смерть изображается в легендах. Однако все рано или поздно уравновешивается, а значит, у этого ее… э-э… расстройства есть и свои плюсы. Между тем, вам имеет смысл заглянуть в Беркли – может, там в библиотеке что-нибудь отыщется. Это библиотечный коллектор – туда поступает вообще все, что печатается.

– А вы сами что, не пробовали?

– Пробовал, но я не искал ничего настолько специального. Слушайте, и вы уж там осторожней, а? Тоннелем не ездите.

– Думаете, сточные гарпии живут в метро? – спросил Чарли.

– Гарпии? Это еще что?

– Это я их так назвал, – ответил Чарли.

– А. Не знаю. Метро под землей, а я бывал в поездах, когда они застревают без света. По-моему, вам не стоит рисковать. Это вроде как их территория. Кстати, у меня все подозрительно тихо вот уже полгода. Никто не вякает.

– Ну да, у меня тоже. Только, наверное, с этим звонком все кончится.

– Наверное. Но раз у вашей дочки такое состояние, может, игра у нас пойдет уже совсем другая. Давайте поаккуратней, Чарли Ашер.

– Вы тоже, Мятник.

– Мистер Свеж.

– В смысле, да, мистер Свеж.

– До свидания, Чарли.

В своей каюте на борту огромного корабля Оркус ковырялся в зубах щепкой от младенческой бедренной кости. Бабд приглаживала когтями черную гриву, а быкоглавый Танат размышлял о том, что видели Морриган из стока на авеню Колумба, – Чарли и Софи в парке.

– Пора, – сказала Немайн. – Мы уже долго ждем, нет? – Она прищелкнула кастаньетами когтей, разбрызгивая капли яда по переборкам и палубе.

– Ты бы потише, а? – промолвила Маха. – От этой срани пятна. Я только новый ковер постелила.

Немайн показала ей черный язык.

– Портомойка, – сказала она.

– Прошмандовка, – ответила Маха.

– Мне это не нравится, – сказал Оркус. – Дитя меня беспокоит.

– Немайн права. Смотри, какие мы уже сильные, – произнесла Бабд, поглаживая перепонки, отросшие между шипами на плечах Оркуса: у него туда будто воткнули по вееру – инсталляция походила на какие-то причудливые самурайские латы. – Выпусти нас. От детской жертвы у тебя могут снова отрасти крылья.

– А справитесь?

– Справимся, если по темноте, – ответила Маха. – Мы тыщу лет не были такими сильными.

– Но кто-нибудь одна, и скрытно, – распорядился Оркус. – Это очень древний талант, хоть и в новом теле. Если его разовьют, другого раза у нас не будет еще тысячу лет. Дитя убейте и труп принесите мне. И не попадайтесь на глаза, пока не нанесете удар.

– А отца? Тоже убить?

– У вас на него сил не хватит. Но если проснется и обнаружит, что ребенка нет, возможно, горе его прикончит.

– Ты же сам не соображаешь, что делаешь, да? – поинтересовалась Немайн.

– Ты сегодня остаешься тут, – сказал Оркус.