Григорий Шелихов

выбежала из комнаты.

- Приятнейшего аппетита, Аграфена Лукинишна! - без тени смущения,

как будто виденное было самым обыкновенным, не стоящим внимания делом,

приветствовал Альтести владелицу дома.

- Какой там аппетит, коли ты мне его испортил... С кем это ты

приехать изволил? - в тон ему равнодушно отозвалась вдова

секунд-майора.

- Купца на дом ваш привез, Аграфена Лукинишна! Григорий Иваныч

Шелихов, иркутской и американской первой гильдии негоциант...

Сибирские люди непривычны под такую музыку кушать, - шутил Альтести, с

тревогой глядя на желваки, игравшие на скулах морехода.

"Чистый кат в юбке", - думал Григорий Иванович, испытывая желание

плюнуть на жирную старуху и уйти, отказаться от осмотра и покупки

дома.

- Зады к делу не относятся, Григорий Иваныч, того ли

насмотритесь, у нас поживши... Она теперь, щей поевши, меньше

упрямиться будет, - буркнул Альтести. - Нам с ней не детей крестить!

Вспомнив наказ Натальи Алексеевны без дома для дочери и зятя не

возвращаться и принятое ночью решение неоткладно выезжать домой,

мореход преодолел отвращение и, не глядя на хозяйку, повернулся к

выходу, сказав:

- Ладно, пошли оглядывать...

- Мужлан, фи! - поджала губы сердечком старуха, на что Альтести

игриво погрозил ей пальцем.

После длительной и придирчивой сверки движимого имущества с

врученной ему описью Шелихов увидал на кухне поротую кухарку,

спрятавшуюся за печь при входе свидетелей ее стыда и унижения.

- И что же, часто она тебя так, болезная? - спросил он

оторопевшую женщину. - Как зовут-то тебя?

- Раза два на месяц щи с бараниной заказывает и меня... дерет, -

всхлипнувши, ответила немолодая баба. - А зовут Анной, Аннушкой, а

она... Селиной. Нет за меня погибели! Замучили. Мстится на мне, забыть

не может, что Проклушка мой двадцать лет назад, когда Пугачев ходил,

облил ее щами горячими... Майор покойный иссек Прокла до костей и в

солдаты сдал, а она посейчас, как щи закажет и есть начнет, меня при

людях врастяжку сечет... Удавлюсь, загублю душу, не могу терпеть! -

стуча зубами как в лихорадке, выговаривала женщина.

- Торгуй у нее кухарку, Симон Атанасович, пущай при доме

останется... на имя дворянина Резанова, Николая Петровича, или супруги

его, Анны Григорьевны, крепость выправляй, - сказал на ухо Альтести

Григорий Иванович. - Пятьсот рублей тебе на то отпускаю, за что купишь

- купишь, остальное твое! Не кручинься, болезная, не будут на тебе щей

варить, не кручинься, Аннушка!

Женщина молча упала в ноги Шелихову, крестясь, плача, лопоча

слова благодарности.

- Заканчивай по закону, Симон Атанасович, с домом этим и поимей в

себе, что я купец, негоциант, и дюже в этом разбираюсь. Если что не

так, пропал твой куртаж, нет у меня охоты с жабой земляной вдругорядь

встречаться... И Анну, кухарку, выкупи за всяк цену! - Затем, поставив

на каждом листе описи свою подпись, выйдя в зал, строго, как на

корабле, распорядился: - За деньгами ко мне, к Гавриле Романовичу,

привезешь Глебову с бумагами и описью запроданного - там выплачу, и

есть у меня к тебе еще разговор, но о нем впереди...

Не дожидаясь хозяйки, Шелихов вышел.

- Домой! - коротко сказал он Никифору. - В середу на заре,

Никишка, выедем к себе в Иркутск. Хватит - нагляделись, побаловались!

- Якши! - довольно мотнул головой широкоскулый Никифор,

соскучившийся в державинской людской по вольной дороге, по ночевкам в

знакомых ямах,* по родной сибирской земле. - Якши! Й-ях, вы, волки! -

распустив вожжи, с места пустил он каурых. (* Почтовые станции.)

3

Петербургские жители удивленно смотрели на невиданный мохнатый

возок, несшийся с быстротою вихря по столичным улицам в обгон любых

попадавшихся на пути пышных барских выездов.

Гаврила Романович был дома, грелся у камина в ожидании обеда. Он

со смехом встретил рассказ морехода о щах вдовы секунд-майора

Глебовой, а потом задумался и проронил как бы нехотя:

- Кровососная банка, а не дворянка эта Глебова. Двадцать лет

назад, когда гонял я шайку Емельки Пугачева по Симбирской губернии,

застал дом ее в облоге, опоздай я на час какой - повесили бы ее. А

была она молодая и ладная собой... Вот уже не знаешь, кого спасешь! -

неопределенно закончил он, как будто сожалея о том, что когда-то спас

молодую Глебову.

- Разбойник и душегуб был Пугачев, спаси нас бог от таких, а

только через глебовых народ к "пугачам" пристает, - охотно отозвался

Григорий Иванович и совсем невпопад и не к месту сказал: - О чем я

хотел попросить вас, Гаврила Романович: нельзя ли мне с делом моим

пред государыни светлые очи предстать, ежели бы вы про меня словечко

замолвили? Затерли Америку мою бары высокие, нет у них

государственного антиреса...

Державин не хотел говорить Шелихову о роли в этом деле Зубова и

ответил:

- Занята денно и нощно сейчас государыня, Григорий Иваныч: тут

тебе и Швеция, и Польша, и, главное, Франция, где фармазон Мирабоа,