Григорий Шелихов

земной не дано было откровения прозреть выгоды, приносимые

пройдошистому греку метелкой, той самой, что лежала под иконостасом в

кабинете фаворита и которой грек смахивал пыль с изображения небесной

покровительницы Платона Зубова...

- Вот и я теперь не в долгу перед тобой, Григорий Иванович! -

шутил наместник, припоминая поднесенные ему мореходом в день рождения

на Ивана-воина великолепные шкуры морских бобров. - Оправил зятя

твоего перед государыней! Молодой человек образумится, поглядевши нашу

жизнь, - испытание на пользу пойдет. В столице Николаю Петровичу все

дороги открыты, через него и у тебя рука там будет... Ну, с богом!

Наталье Алексеевне нижайший поклон скажи...

Шелихов с трудом находил принятые в таких случаях слова

благодарности. "Указ нашему сенату" не вызвал в нем удовлетворения,

которое обычно приносили удававшиеся предприятия.

Уедет Николай Петрович, увезет в далекий, чужой Петербург Анюту,

любимую дочь. Для интересов компании, для процветания дел и успеха в

удовлетворении нужд Америки не плохо, конечно, иметь в Петербурге в

лице Резанова дружественную и твердую руку. Мореход был убежден, что

блестящий зять его быстро станет в столице большим человеком... "Да

мне что в том!" - размышлял Шелихов.

Во все дни и часы Григорий Иванович чувствовал теперь

неотступающую тяжесть в сердце. Долго ли при такой неотвязной хворобе

жить осталось? Подлец Альтести в погоне за пятью тысячами поспешил

выполнить обещание... Придется еще и деньги платить петербургским

акулам за то, что отняли легкодушного друга и умного советчика,

обрушили теперь на одного Григория Шелихова махину невпроворот

огромного и сложного предприятия. Неладно дело обернулось, да ничем не

поправишь - поздно!

Бурная радость, с которой встретили домашние известие о

возвращении Николая Петровича в Петербург, окончательно убедила

Шелихова в невозможности удержать при себе, а значит и при деле, зятя

и дочь.

- В Петербург! Едем в Петербург, Аннет... вы увидите Неву! Через

год я повезу вас в Париж, в Италию! - кинулся к жене Резанов, едва они

переступили порог гостиной.

В неудержимом порыве Анюта Резанова рванулась навстречу, чтобы,

подскочив как можно выше, повиснуть на шее мужа, но вспомнила: надо

привыкать к благовоспитанности в новой жизни, остановилась в разбеге и

присела в глубоком реверансе, придерживая обеими руками края платья.

"И таким-то на Алеуты ехать? С раскрашенными дикими в одно жить -

в ямах земляных, в грязи, в зловонии, в звериных шкурах ходить, вечно

трепетать за жизнь свою и близких? - чуть ли не вслух думала Наталья

Алексеевна, любуясь молодой четой. В памяти всплывало пережитое в

совместном с Григорием Ивановичем путешествии в Америку. - Я в счет не

иду! С тобой, Гришата, я и сейчас мокрети аляксинской не испугаюсь, ни

перед чем не остановлюсь, а этих в марево американское не дам

завлечь..."

На лице мужа, молча остановившегося в дверях, Наталья Алексеевна,

как в открытой книге, читала мысли и чувства, затемнявшие ему

принесенную в их дом нечаянную великую радость. И впервые за долгую

жизнь готова была на открытый бунт против мужского безумия и

одержимости.

- Будет вам, детки, бесноваться. Через две недели в столицу вас

выпровожу... Сколько дела пред такою дорогой! Николай Петрович, вам с

Анютой о своем подумать надобно и с Григорием Иванычем, чаю, обо всем

договориться немалое время потребно... Гришенька, - обернулась Наталья

Алексеевна к мужу, - там на конторке письмо к тебе из Петербурга от

этого... забываю, прости господи, фамилие греческое! Я

полюбопытствовала, прочла - письмишко занятное... Фельдъегерь

доставил, только-только вы к генералу выехали...

Письмо из Петербурга избавляло от необходимости высказать свое

отношение к принятому Натальей Алексеевной решению. Жена знала, как и

чем вовремя отвести своего Гришату от ненужных и излишних

высказываний. Григорий Иванович хмуро усмехнулся и отправился в

кабинет знакомиться со столичными новостями.

"Милостивый государь и досточтимый благодетель! - писал Альтести.

- Письмо сие будет доставлено вам одновременно с высочайшим указом

сената для его высокопревосходительства генерал-поручика Пиля об

отпуске господина Резанова в Петербург, где его на первых порах

встретят геральдические львы и драконы, оными да не пренебрегает.

Поелику ваша человеколюбивая особа неожиданной щедрой помощью

извлекла меня из челюстей бедствия и не лишает надежды на повторение

ее в будущем, почитаю долгом остеречь вас от лишних надежд в деле

вашем на поддержку знатных невежд и не весьма дальновидных политиков.

Хитроумный лорд У., вернув себе после вашего отъезда милости О.

А., сумел убедить через нее известное вам сильное лицо в

неблагоприятных кондициях вашей репрезентации Америкой. Война с

Францией неизбежна, через это с англицами и американцами заключены

дружественные трактаты.