Григорий Шелихов

что скота я еще пришлю из Охотска и, если сыщу, доставлю собак злобных

и пригодных. А для овощей иметь загороженные огороды.

...Следует потщиться уговорить поболее мужных американцев и

американок к сожительству на новых заселениях, дабы можно было бы все

скорее обработать и возделывать, чрез что и американцы скорее

приучатся к нашей жизни. А особливо к сему можно употребить

выкупленных пленных и впредь выкупаемых и кроткими мерами привлечь к

себе их преданность".

- Ежели ты ему добро сделаешь, никто над индейцем в благородстве

и верности верха не возьмет... У них это крепко! - вздохнул Шелихов,

вызывая в памяти присутствующих тень безвременно погибшего колошского

атаутла Куча. - На сие дело я наказывал Баранову не жаться, всеми

способами простодушных диких к себе приближать. В каждом письме и

сейчас вот про то напоминаю: "...Молодых и хороших ребят и девок к

вывозу для обучения заблаговременно приискать и у себя обучать

российской грамоте и разговору для переводов, а особливо стараться по

простирающейся Аляске к Калифорнии от пятидесяти градусов северной

широты до сорока градусов сколько-нибудь взять переводчиков".

О плаваниях предстоящих, торговлишке и прочем таком особо пишу -

на общее рассуждение моих компанионов... - порылся Шелихов в

исписанных листах и, найдя, что искал, прочел: - "...Всякого рода

зверя выменивать добровольным торгом. В долг никому ни подо что

товаров не давать, покупать наличное за наличность - им веселее, да и

нам такой торг без греха. Долговые дачи, мною самим признаны на

практике вредными".

Подписал: "Морских Северного океана вояжиров компанион Григорий

Шелихов", а компанионам писулю свою и прочесть не могу - закусают, как

гнус оленя в тайге! - с горечью закончил он чтение письма.

- Письмо ваше за трактат почесть можно, Григорий Иваныч!

Цивилизованнейшие мореплаватели обхождению с туземными народами на нем

учиться должны! - живо откликнулся Резанов. - Калиопа, муза

героического эпоса, и Клио, строгая муза истории, будут спорить о

праве занести в свои свитки в назидание грядущим поколениям такое

блистательное свидетельство о величии духа и разума русских людей. Я

переведу ваше письмо и пошлю его аббату Рейналю... Помнится, вам

нравилась и в моем неискусном переводе его "Философическая и

политическая история о заведениях и коммерции европейцев в обеих

Индиях"? Господин Рейналь за счастье почтет вписать хоть одну светлую

страницу в свой обширный и безрадостный труд.

- Не стоит труда писать, где уж нам... Клеопы и Кли... Клии эти

нас и за людей вровень с собой не считают! - путаясь в мифологических

туманах резановского красноречия, смущенно отказывался Шелихов от

чести войти в историю. - Одна такая Клепа - английский посланник, что

ли, - усмехнулся он, вспоминая надменно напыщенную фигуру лорда

Уитворта, - не посовестилась за ужином у самого Гаврилы Романыча

Державина кинуть в лицо русским людям: не бывать-де вам в Новом Свете,

нечего вам, мол, в Америке делать... И что же, проглотили!

- А Рейналь ответил бы: "Англия известна была в Новом Свете

одними токмо разбоями, часто удачными и всегда многозначащими!" Это

его собственные слова о колонизационной деятельности Англии, - сказал

Резанов. Память Николая Петровича цепко удерживала прочитанное.

2

Напоминание о разбойной Англии попало в больное место Шелихова.

Опасности постоянно грозили Славороссии. Шелихов пристально следил за

численно нарастающими морскими и сухопутными попытками Англии

проникнуть в северо-западную часть Тихого океана и присвоить огромные

пространства Америки на далеком Западе - то самое "белое пятно", на

котором, по уверению англичан, не было даже туземного населения. Давно

ли плавал здесь на трех кораблях Кук и дважды приходил в

Петропавловск-на-Камчатке! В прошлом году его помощник капитан

Ванкувер на двух королевского флота кораблях на Кадьяке снова

объявился и сказывал, что прибыл для измерения и нанесения на карту

"открытых Куком" берегов. А какое ему до того дело! Прибыл, говорит, и

пробудет, пока не закончит... А чем закончит?!

Шелихов молчал, подавленный нахлынувшими на него безотрадными

мыслями. Ответ на вопрос, чем закончит капитан Ванкувер свое

ознакомление с ничтожной силой и снаряжением русских на берегах

Америки, не вызывал, казалось, никакого сомнения: выгонит. И хорошо,

если живыми выпустит...

Григорий Шелихов ошибался, он так никогда и не узнал то главное,

что заставило капитана Ванкувера пренебречь инструкциями английского

адмиралтейства и мирно удалиться от берегов, объявленных немногими

встреченными там русскими "землями российского владения".

Три года спустя после смерти Шелихова, в 1798 году, в Лондоне

вышел отчет Ванкувера о том, с чем встретился он в Тихом океане у

северо-западных берегов Америки.

"...Индейцы, - писал Ванкувер, - были весьма живы, ловки и