Григорий Шелихов

Голос певца, густой и мягкий, - а пел чернобородый необыкновенно

хорошо и свободно, - прозвучал горькой обидой и вызовом судьбе. Пел он

на украинско-русском народном языке, равно понятном украинцу и

русскому.

Для русского человека ничего нет доходчивее хорошей песни, да еще

спетой ладно и с душой. Варнаки замолкли, даже картежники на время

забыли про карты и обернулись к певцу, когда он среди необычной для

"мухоловки" тишины закончил песню горькой и недоуменной, но столь

понятной для его слушателей жалобой:

- Не переночую, бо жаль менi буде,

Щось у лузi сизий голуб жалiбненько гуде.

Эта песня про Зализняка, сложенная, по преданию, самим

Зализняком, грозным народным карателем украинских и польских панов,

лет тридцать назад сосланным после ликвидации Колиивщины в сибирские

рудники под Нерчинск и счастливо ушедшим из них на родину - в далекую

Украину, нашла живой отклик среди сибирских варнаков. Каждый из них

лелеял в этой песне свою мечту о воле, о свободе.

- Кончай! Чего ж ты, неужто забыл? - зашумели слушатели, когда

певец неожиданно замолк. - Про душителей, гонителей наших, чтоб их

погибель взяла, подавай, парень! Хорошо у тебя песня выходит...

Вже ж про тебе, козаченьку, вороги пытають,

Щодня й ночi в темним лузi все тебе шукають.

Гей, як крикне козаченько до гаю, до гаю:

- Наiзджайте, ворiженьки, сам вас накликаю!

Певец не видел предостерегающего взгляда Растопырихи, около

которой неожиданно для всех увлеченных песней бродяг вырос

проскользнувший в избу асессор Готлиб Кох с несколькими казаками из

"братских" - бурятов.

- Кого это ты, сукин сын, накликаешь, не знаю и спрашивать не

буду, а вот асессора Коха, раз ты его себе на голову накликал, ты

навек запомнишь и песню про меня сложишь... Взять этого! - блеющим от

обиды голосом прервал Кох певца. - А остальные, которые без паспорта,

выходи на двор! - провозгласил грозный комендант. - Да не вздумайте

бежать: сами знаете, что из этого будет...

Бродяги, подавшиеся при появлении Коха к окнам и готовые уже

выпрыгнуть, заметили через затягивавший их тюлений пузырь мрачные

фигуры казаков из бурят с ружьями и в раздумье остановились.

- Ах ты, обглоданный, так ты уговора держишься?.. Деньги взял, а

меня на срам, на растерзание людям выставляешь... Да я из тебя... -

взревела Растопыриха и, как медведица, поднятая из берлоги, двинулась

на Коха, не замечая выразительного мигания рыжих ресниц коменданта, -

я из тебя кишки...

И упала к его ногам, оглушенная стоявшим сзади ее "братским"

ударом приклада по затылку. Люди переглянулись и один за другим молча

пошли к выходу.

- Один, два, три... Девять, десять... двадцать... тридцать,

тридцать пять... Эк вас набралось! - считал их, помахивая

предусмотрительно взведенным пистолетом, Кох. - За этим особо

смотреть, - кивнул он на чернобородого певца, замыкавшего цепочку

захваченных облавой людей

В избе на полу осталось распростертое тело Растопырихи, вокруг

головы которой ширилась, смешиваясь с грязью, черная кровяная лужа.

Вылезшая из запечья пестрая лайка подошла к хозяйке, осторожно

обнюхала кровяную лужу и, отскочив в испуге в сторону, присела на

задние лапы и тоненько, прерывисто заскулила. Собачонка будто поняла,

что рука асессора Коха навсегда зачеркнула его счеты с хозяйкой и

никто не будет интересоваться, за кем осталось кровавое сальдо, тем

более что "на небе бог, а в Охотске Кох..."

И действительно, отписывая в Иркутск сибирскому наместнику в

очередном месячном отчете о действиях по своему управлению, Кох в

реляции об очистке Охотска от беглых и сомнительных людей нашел

возможным ограничиться скромным пояснением: "...при сих моих действиях

некоторые оказали отчаянное сопротивление... и оная гулящая и

разбойная баба Растопыриха при нечаянном ударе отдала богу душу... а

служилого селенгинского казака Семейку Бровкина за послушание и

твердость наградил я из казенных денег пять рублей и награждение сие

на предмет списания прошу милостиво утвердить".

Семейка Бровкин, получив от асессора Коха не пять рублей, а

двугривенный, так никогда и не догадался о причине неожиданной

щедрости скупого на поощрения начальника.

4

Обычные для Охотска в середине лета обложные дожди и туманы

превращали город в топкое болото, пробираться по которому люди

решались только на коне, да и то по великой нужде.

Сидя в пристроенной к амбару жилой избе у поднятого волокового

оконца, Шелихов бездумно прислушивался к едва доносившимся из порта

унылым звукам колокола, возвещавшего начало приливной волны...

Неожиданно на "улице", превращенной дождем в широкий грязевой

поток, показались люди. Они брели по колено в воде, с трудом

вытаскивая ноги из вязкой грязи, спотыкаясь и падая; многие без шапок,

иные в наброшенных на голову рогожах, из-под которых светилось голое

тело.

Человек двадцать верхоконных казаков, бурят, под надзором