Григорий Шелихов

приходилось доставлять в бочках, с людской и конной упряжкой, из ключа

верстах в пяти от города. Впрочем, потребность во влаге охотские

жители привыкли утолять больше водкой, чем водой.

Иностранцы хорошо знали это гиблое место и редко заходили в

Охотск. А Шелихов из-за каприза недовольной им самодержицы на троне и

происков тех, кто толпился около трона, вынужден был отказываться от

самого насущного поиска незамерзающей гавани на азиатском берегу и

преодолевать невероятные трудности, чтобы поддерживать из этого

гнилого закута связь с заокеанскими владениями России.

2

Забрать с собой в Охотск всю партию отъезжающих в Америку

Шелихов, конечно, не мог. Это было бы необдуманно. Люди не могли бы

найти для себя здесь жилья до погрузки и отправки судна. Среди них в

этот раз было много семейных, с женами, ребятишками, домашним скарбом.

А Миколетти со своими собаками и девчонками - куда бы они здесь

делись? Жилые строения компаний Шелихова были невелики; обширны,

правда, шелиховские склады, но товар из складов на улицу не выставишь.

Сотня же домишек охотских старожилов забита сибирским бродячим людом,

собиравшимся в Охотск для поживы и заработка, да и кто за постой будет

платить, когда охотчане, пользуясь горячими днями, за переночевку по

полтине с рыла спрашивают.

На горьком опыте минувших навигаций Шелихов убедился, к чему

приводит людей даже недолгое пребывание в Охотске. От тесноты и грязи,

от испарений болот и свалок люди начнут болеть лихорадкой. Бессемейные

же от баб охотских, а они все гулящие, еще подарков венерических

наберутся и повезут такую пропастину в Новый Свет. А кое-кто в

ожидании отплытия просто сопьется и разбалуется, глядя на угрюмое

море, в размышлениях о своей судьбе...

Самому-то Григорию Ивановичу в Охотске никакого времени на

размышления не оставалось. Просыпаясь под полуночным незаходящим

солнцем северных широт, он будил измученных в труде людей и в ответ на

недовольное их ворчание отшучивался: "Не зовут вола пиво пить, зовут

вола воду возить".

Шелихова поглотили заботы по снаряжению к предстоящему плаванию

только что выстроенных и за несколько дней до его приезда спущенных со

стапелей на воду двух кораблей, никогда еще не пересекавших океан:

двухпалубного галиота "Три иерарха" и однопалубного шнита "Св.

Екатерина".

На этих двух судах предстояло разместить, не считая команды и

запаса пресной воды, до ста восьмидесяти пассажиров и двадцать тысяч

пудов груза, включая домашний скот, птицу, десять упряжек ездовых

собак, бороны, сохи разные товары и продовольствие.

При недостатке материалов и умелых рабочих рук нужно было

поломать голову над приспособлениями по погрузке! Шелихов дневал и

ночевал на рейде, не сходя с заякоренных кораблей. Он сам кузнечил,

выделывая скрепы, болты, наугольники, сам плотничал, нашивал

фальшборты, возводил навесы для людей, строил загоны и стойла для

скота, подвесные клетки для домашней птицы и собак.

Платил Григорий Иванович, не зажимая копейки, и рассчитывался по

субботам сполна. Однако количество работавших на оснащении кораблей с

каждой получкой уменьшалось. И к третьему от начала работы

понедельнику пять шлюпок не вернулось из Охотска, на корабли не

явилось и половины людей.

"Придется Коху кланяться и облавой сгонять сукиных детей. Все

они, поди, у Растопырихи водку хлещут", - подумал Шелихов. А тут как

раз заладил дождь, и Григорий Иванович съехал на берег в байдаре.

Под вечер того же дня со штофом сладкой и крепкой облепихи

изготовления Натальи Алексеевны и связкой гусиных полотков* он

предстал пред охотским комендантом Готлибом Ивановичем Кохом. (*

Копченая гусятина.)

Возвышенной и чувствительной душой обладал асессор Кох. Когда

Григорий Иванович распахнул дверь, Кох, зажмурив глаза и истаивая от

умиления, извлекал из своей простуженной флейты какую-то тягучую

немецкую мелодию. Возвышенность чувств и игра на флейте придавали, как

сам об этом думал Кох, еще больший вес и значение его собственной

асессорской персоне.

Шелихов, прекрасно разбираясь в людях, постарался рассказами о

петербургских встречах и алмазной медалью-портретом, пожалованной

царицей, внушить асессору Коху достаточно высокое мнение о своих

"связях и знакомствах", да и за административные услуги коменданта

мореход, как человек практический и искушенный, платил щедро и

вовремя.

- Ах, как я рад, как я рад! Чем могу служить, почтенный Григорий

Иванович? - проговорил и, отбросив флейту, вышел из-за стола охотский

"бог".

- Облава надобна, чалдонов моих собрать... Ну и выпить по этому

случаю за твой успех, господин комендант! - без обиняков ответил

Шелихов и, разливая в оловянные кружки густую облепиху, напомнил: - На

небе бог, а в Охотске...

- ...Кох! - самодовольно подсказал Готлиб Иванович.

Шелихов засмеялся:

- Это известно уже и в Петербурге, слыхивал и там, говорят: