Григорий Шелихов

этого он три раза с наскоро освежеванной собачиной возвращался в

сохранивший их сугроб. Убив трех собак, Куч накормил остальных и

ослабевшего Шелихова. Сам же довольствовался только свежей кровью

зарезанных псов.

Затем наложил постромки на семерку самых сильных собак, везших

нарту Шелихова, и, двигаясь возле нее легкой рысцой, тронулся в путь.

Надо было одолеть последние сто верст, остававшиеся до Охотска и

пирогов Натальи Алексеевны.

27 января 1787 года видавшие на своем веку разные виды охотчане

приметили невдалеке от города необыкновенного меднокрасного человека.

Спотыкаясь и падая, человек этот волок вдоль берега по льду нарты с

чем-то неподвижно тяжелым, лежавшим на них и тщательно укрытым мехами.

Следом плелась, едва передвигая лапы, тощая и одичавшая собака.

Куч встретил бежавших к нему людей с тревожным недоверием, и те,

ринувшись на лед навстречу незнакомцу, остановились перед наведенным

на них ружьем Куча. Такого меднолицего охотчане доселе еще не видали и

струхнули перед "краснокожей образиной".

- Кто такие, что надо? - спрашивал Куч, держа ружье наготове и

смотря на столпившихся людей.

- А ты кто?.. Из каких будешь?.. Мертвяка куда тащишь? -

оправившись от неожиданности, угрюмо откликнулись охотчане, угадывая

под мехами, наваленными на нарту, очертания человеческого тела.

- Я - Куч, атаутл, сын волка и орлицы морской...

- Ишь ты... знатного роду! - насмешливо отозвался кто-то из

обступивших Куча людей. - Оно и видать, что волчий сын... А на нартах

что у тебя?

- Но-но, - важно ответил Куч, - трепещите! Это "мой господин -

великий тойон Ше-лих... Он бежит в Охоцку к жене своей, а имя ей

На-та-шен-ка!.. На-та-шен-ка! - повторил он еще раз внушающе. - У нее

пироги есть будем...

Охотчане были людьми, которых не могло остановить ружье в руках

одиночки, но они угадывали какой-то смысл и правдивость в словах

краснолицего человека. Неизвестно, чем могла бы кончиться неожиданная

встреча, но тут зашевелилась меховая куча на нартах и из нее выглянуло

смертельно бледное лицо, неузнаваемое в склеенных кровью клочьях буйно

отросшей бороды. Куч, поддерживая жизнь Шелихова, как и свою, сырым

собачьим мясом, в последние дни пути перерезал всех собак, а нарты

тащил на себе, с неимоверными усилиями одолевая по пять - десять верст

в сутки.

- Это я, ребята, я!.. Григорий... Шелихов... - свистящим шепотом

проронили спекшиеся губы. - Скорей... домой доставьте. Этот варвар, -

человек на нартах указал глазами на Куча, - снежку... подать не хотел

и пса пристрелить... отговаривался...

Куч не понимал слова "варвар", но жалобу Шелихова на то, что он

не позволял мореходу удовлетворять жажду снегом и не пристрелил

случайно упущенного из рук пса, который теперь плелся за ним, понял.

- Нельзя снег пить, когда крови мало и здесь пусто, - хлопнул

себя индеец по глубоко запавшему животу. - Смерть! И пуля осталась

одна, ее нельзя тратить на пса... Я берег ее для человека или зверя,

от которых должен был защищать его жизнь или тело! - Куч, как бы в

доказательство своей правоты, вертел над головой ружье, заряженное

последней уцелевшей у него пулей.

Как ни грубо упрощенными были представления охотчан о чувстве

товарищества, следуя которому человек в тяжких испытаниях, насылаемых

иногда суровой природой Севера, разумно помогает другому, - они все же

чутьем стали на сторону неведомого краснолицего человека, едва

державшегося на ногах.

- Ладно, опосля разберетесь, кто кому виноват... В ноги, хозяин,

поклонишься человеку этому, что тащил тебя на себе и снегом твою жизнь

не докончал... Ну, мужики, впрягайтесь, выручим кормильца нашего

охотского, не дозволим задубеть на глазах крестьянских... Свозили

богатства его, свезем и хозяина! Ведро винца за тобой, Григорий

Иваныч... Э-эх, наддай! А ты, крашеный, от нас не отставай...

Варнаки немало в прошлом поработали на складах и кораблях

Шелихова и привыкли видеть в нем покладистого работодателя.

Шутки-прибаутки, смех охотских варнаков напомнили Кучу

зверобоев-добытчиков из оставленной на Кыхтаке ватаги Шелихова.

"Союзные нам люди, довезут нарты куда следует", - подумал Куч,

сбрасывая лямку с плеч, растертых под мехом парки* до живого мяса. (*

Меховая рубашка.)

- Силен и зол краснорожий чертушка! - уважительно подшучивали

варнаки над Кучем, над легкой иноходью индейца, который передвигался

вслед за нартами по глубокому снегу с зажатым подмышкой тяжелым

ружьем. - И сколько, поди, переходов с этаким грузом осилил! Занятной

человяга!..

Бездомовные, круглый год ходившие в жалком отрепье варнаки

представляли собой рабочую силу в Охотске на портовых работах, из них

же пополнялись зверобойные ватаги некоторых купеческих судов,

выходивших из Охотска в неведомые просторы океана на поиски морского

зверя.

В безморозное время года варнаки жили вольными артелями, ночуя

где придется, а зимой собирались в "скиту" - кабаке известной всем